Петрикор

Плотву я часто жарила сама. В моем советском детстве на каждой кухне имелись тяжелые черные чугунные сковородки. Вот на них я густо и лила подсолнечное масло. Плотвички становились поджаристыми и в два раза меньше. С хрустящей корочкой и с повышенным содержанием холестерина. Впрочем, подобные мелочи тогда никого не волновали, и я с радостью уплетала приготовленную своими руками рыбу.

Еще, помню, любила качели, точнее, их подобие – подвешенную на веревки доску. Могла часами сидеть в саду, раскачиваясь. Смастерил их дядя Слава, владелец дома, в котором мы жили. Когда он не пил, то был добрейшим человеком – даже учил меня прыгать на скакалке! А вот напившись, мог носиться за женой Серафимой с топором.

Серафима часто угощала меня парным молоком с малиной. Тот вкус помню до сих пор. То ли молоко тогда было другим, то ли это просто яркие ощущения из детства, но все казалось слаще и насыщеннее. Иногда мы собирали малину вместе. Она давала мне самое маленькое лукошко, и незаметно, ягода за ягодой, оно набиралось полным. Серафима, конечно, собирала быстрее: за каких-нибудь полчаса ее лукошко наполнялось спелыми ягодами, а у меня за то же время, как я ни старалась, малина едва покрывала дно.

Не помню уже, почему в тот день бабушка с дедушкой отправились в город, но оставить меня одну побоялись, хотя Серафима и предлагала «присмотреть за ребенком». Мне только исполнилось семь лет, я боялась оставаться дома одна, и по такому случаю на утренней электричке приехал папа. В руках у него была небольшая сумка и несколько мольбертов. В то время он часто рисовал дома: его акварели выглядели такими свежими и точными, какие бывают лишь у архитекторов, которые традиционно обладают чувством пропорции и объема.

Сначала мы вместе позавтракали. Какое восхитительное чувство! Папа приготовил яичницу и по-особенному, как умел только он, накрыл на стол: с точностью и изяществом, с природным чувством красоты. Я с замиранием сердца смотрела на папины руки – как он ест вилкой и ножом казавшуюся мне волшебной яичницу с помидорами. Возможно, именно поэтому с возрастом для меня стало так важно, как именно принимает пищу мужчина.

После завтрака мы с папой взяли удочки, мольберты и отправились на остров, что находился в самом конце озера.

…Да, забыла рассказать о Джеке, хозяйской собаке. Знаете, никогда не заводила домашних животных (не считая воробья, но это – отдельная история). Родители не хотели держать мохнатых питомцев дома – их можно понять.

А Джек стал для меня единственным другом из мира животных.

Породистая овчарка с очень умными глазами. Я всегда боялась собак, а вот Джека – нет. Даже наоборот: мы с ним вместе бегали, играли, валялись на траве. А когда я рыбачила, он часто сидел рядом. Вот и сейчас Джек увязался за нами – и вскоре уютно свернулся на носу лодки. Папа взял весла и начал уверенно грести. Я сидела напротив и наблюдала за всем вокруг: за ним, за Джеком, за зелеными деревьями и большими пушистыми облаками, похожими на сахарную вату.

Папа стал рассказывать мне историю, как впервые увидел фотографии Ленинграда. Он же какое-то время воспитывался в детском доме. Вот там, у воспитательницы, бережно хранился набор открыток с видами Северной столицы.

Жаль, что тогда я еще не умела задавать вопросы. А может быть, в тот момент папин рассказ не показался мне таким уж интересным. Мне вполне хватало просто наблюдать – точнее: любоваться! – тем, как уверенно и слаженно он то поднимает, то опускает весла. Нравилось смотреть, как тонкими струйками с них стекает вода. Поэтому и слушала вполуха, как он с небольшим чемоданом первый раз приехал в Ленинград…

Джек вдруг беспокойно забегал по корме. Мы свернули и попали в речушку, где плескались просто-таки удивительные, как мне показалось, золотые рыбы в прозрачной воде.

– Только посмотри, какая здоровая форель! Дочь, ну-ка, давай – возьми весла! – Отец встал, чтобы достать удочку.

– Тоже хочу удить рыбу! – заупрямилась я.

– А ты что, разве умеешь?

– Еще как! Дедушка говорил, что ловлю не хуже настоящего рыбака!

Папа засомневался.

– Ну, хорошо. Только аккуратно, чтобы лодка не перевернулась! Идет?

Без малейшей брезгливости я взяла червяка и ловко нацепила на крючок, затем легко закинула удочку. Папа посмотрел на меня с удивлением.

Прошло всего несколько секунд, и поплавок задергался. Я чуть потянула леску – рыба оказалась немаленькой, и пришлось повести леску по воде.

Папа аккуратно помог поднять удочку. На крючке билась внушительная рыбина.

– Ого, да ты прирожденный рыбак!

Он потрепал меня по голове – так обычно треплют мальчишек, если они в чем-то отличились. Через пятнадцать минут в котелке уже лежало пять рыб. Мы проплыли еще немного и остановились. Вместе собрали сучья, папа развел костер.

– Ну, будем варить уху!