Пядь земли

Конечно, это в общем-то еще не беда, потому что Ямбор не хуже любого другого сможет с судебным исполнителем по деревне ходить, собак отгонять. Переписывать лошадей, поросят — что потребуется. Словом, не беда это, а скорее стыд. Особенно для самостоятельных хозяев… Да что теперь над этим голову ломать? Кто-то же должен быть выборным — раньше бы почесались, подумали, когда можно было. А теперь горячиться — после драки кулаками махать! Еще то хоть хорошо, что какой бы пропащий человечишка ни был Ямбор, а походит в выборных — глядишь, и за ум возьмется. И одежду, глядишь, поправит и мозги свои…

А с мозгами у Лайоша Ямбора все было в порядке: знал он, что делал, когда договаривался с шуринами, чтоб они его выкрикнули. Ведь выборный не только тем занимается, что собак переписывает или там еще кого. Выборного то оценщиком зовут, то десятину взимать, то аукцион вести, и за все это особая плата полагается. Словом, выборный еще и зарабатывает — да не так, как батрак на поденщине у помещика, а совсем по-другому: оденет что получше, палку в руки — и готово. Плати ему денежки. Другие, стало быть, руками зарабатывают, а он — умом своим да честью…

Едва занял Лайош Ямбор свое место в правлении, как взбесился общинный бык. И ведь надо же было, что нашло на него как раз тогда, когда вывели его во двор поить. Налетел он на ворота, вышиб их — и на улицу. Там, как рассказывают очевидцы, огляделся бык, поморгал, а потом ни с того, ни с сего поднял на рога Грюнфельда, торговца пером. Шмякнул его об землю и еще копытами стал топтать. Кишки ему выпустил.

Осталось у Грюнфельда семеро детишек. Михай, Маркуш, Мориц, Шара, Серена, Хелен и Пирошка. Да жена. Да теща. Да мать. Да еще племянница. Пока Грюнфельд каждый день по деревне ходил, они еще сводили концы с концами. А на что им теперь жить? Так и получилось, что семья подала в суд, чтобы возместила ей деревня утрату кормильца. Ведь по всем статьям тут деревня виновата: зачем быка держит? И уж если держит, то почему не за прочной оградой? А главное: деревня несет ответственность, во-первых, за себя самое, во-вторых, за всех жителей, в-третьих, за тех, кто ходит по ее улицам. Все это очень складно написал им адвокат в заявлении, поданном в уездный суд, И свидетели были названы: кто сам все видел воочию, кто так, приблизительно.

Да бывают, однако, случаи, когда самое умное для мужиков — быть немыми, слепыми и глухими. Ведь Грюнфельды эти в деревне расплодились, будто кролики. И всех их теперь содержать, кормить, поить вместо отца? А зачем они сюда явились? Кто их звал? А если уж переселился Грюнфельд в деревню, так чего он слонялся по улицам и вопил благим матом? И уж если никак не мог не вопить, так зачем вопил не как нормальные люди, а будто его режут?

В общем, если Грюнфельды были правы, то права была и деревня. Ну, на то и суд, чтобы обе стороны выслушать.

Суд что ж, суд выслушает — было бы кого. Да только пока дошла очередь до суда, не осталось ни единого свидетеля, кто так бы прямо и сказал, что видел все собственными глазами. Почему бык ворота так легко вышиб? Об этом у старосты спросите. Да у выборных. Им положено знать. За это жалованье получают.

Выборные ж в один голос показали: ворота ставил плотник, старый Сильва, да видно, не так что-то сделал. Пусть с него Грюнфельды и взыскивают. Однако Сильва-то, плотник, гол как сокол, только и есть у него что хатенка, и у той крыша протекает… Попал в дело и скотник, что при быке состоял. Словом, суеты да неразберихи было по горло. Одни свидетели отпадали, другие появлялись; только Лайош Ямбор с начала до конца держался за свои показания. Во-первых, потому что он на самом деле очевидцем был; а во-вторых, — это и была главная причина — потому что каждый раз получал он в суде суточные и на дорогу.

При всем том бог знает, чем бы кончилось дело, если б однажды сам великий Янош Багди, председатель контрольной комиссии кооператива, член деревенского правления, казначей кредитного общества, на всех свадьбах — сват, на похоронах — главный распорядитель… если б этот Янош Багди не сказал старосте, Ференцу Вирагу:

— И чего вы столько с этими Грюнфельдами возитесь? Ведь у Грюнфельда не было торгового разрешения, с этого и надо начинать. Если не было разрешения, то имел он право кричать на улице с утра до вечера? Они еще требуют чего-то… Радовались бы, что с них не взыскивают за нарушение правил…