Я прилагал все усилия, чтобы жить настолько упорядоченной жизнью, насколько это возможно. С девяти до одиннадцати утра я изучал английский язык, с одиннадцати до часу читал, затем готовил обед и возвращался к занятиям английским и чтению с трёх до семи.
Тем временем немцы терпели одно поражение за другим. Разговоры о контратаках давно прекратились. Они вели «стратегическое отступление» на всех фронтах – в прессе эту операцию представляли сдачей неважных областей, чтобы перекроить линию фронта с выгодой для немцев. Но, несмотря на их поражения на фронте, террор в странах, всё ещё остававшихся в оккупации, усиливался. Публичные казни на улицах Варшавы начались осенью и теперь происходили почти каждый день. Как всегда, с обычным систематическим подходом немцев ко всему, у них ещё оставалось время разрушать каменные постройки гетто, теперь «очищенного» от населения. Они сносили дом за домом, улицу за улицей и вывозили обломки из города по узкоколейной железной дороге. «Хозяева мира», чьё достоинство было оскорблено еврейским восстанием, твёрдо решили не оставить камня на камне.
В начале года монотонность моей жизни нарушило совершенно неожиданное событие. Однажды кто-то стал пытаться вскрыть мою дверь – работал он долго, неспешно и решительно, делая перерывы. Вначале я не мог понять, что это значит. Только как следует поразмыслив, я понял, что это взломщик. Возникла проблема. В глазах закона мы оба были преступниками: я по одному лишь биологическому факту, что я еврей, он – как вор. Так следует ли мне угрожать ему полицией, когда он проникнет внутрь? Или скорее он пригрозит мне тем же? Должны ли мы сдать друг друга полиции или заключить пакт о ненападении между преступниками? В итоге он всё же не вломился – его спугнул кто-то из жильцов.
Шестого июня 1944 года Хелена Левицкая пришла ко мне во второй половине дня, вся сияя, и рассказала, что американцы и британцы высадились в Нормандии; они сломили немецкое сопротивление и движутся вперёд. Поразительно хорошие новости теперь приходили быстро и помногу – Франция взята, Италия сдалась, Красная армия стоит на границе Польши, Люблин освобождён.
Налёты советской авиации на Варшаву становились всё чаще. Я видел из окна вспышки взрывов, подобные фейерверку. На востоке стоял низкий гул, вначале едва различимый, затем всё сильнее и сильнее – это была советская артиллерия. Немцы эвакуировались из Варшавы вместе с содержимым недостроенного больничного здания напротив. Я с надеждой наблюдал за происходящим, и в моём сердце росла надежда, что я выживу и буду свободен. 29 июля ворвался Левицкий с известиями, что теперь восстание в Варшаве начнётся со дня на день. Наши организации спешно скупали оружие у отступающих, деморализованных немцев. Закупку партии пистолетов-пулемётов поручили моему незабвенному хозяину на улице Фалата Збигневу Яворскому. К несчастью, он наткнулся на украинцев, которые были даже хуже немцев. Под предлогом передачи оружия, которое он приобрёл, они завели его во двор сельскохозяйственного колледжа и расстреляли.
Первого августа Хелена Левицкая заскочила на минутку в четыре часа дня. Она хотела увести меня в подвал, потому что восстание должно было начаться в течение часа. Доверяясь инстинкту, который уже много раз спасал меня, я решил остаться там, где был. Моя покровительница попрощалась со мной, как с родным сыном, со слезами на глазах. Срывающимся голосом она спросила:
– Доведётся ли нам ещё встретиться, Владек?
15. В горящем здании
Несмотря на уверения Хелены Левицкой, что восстание начнётся в пять, через какие-то несколько минут, я просто не мог в это поверить. За годы оккупации политические слухи то и дело расползались по городу, сообщая о событиях, которые так и не произошли. Эвакуация немцев из Варшавы, которую я видел из окна собственными глазами, это паническое бегство перегруженных грузовиков и личных автомобилей на запад, в последние дни приостановилась. А грохот советской артиллерии, который слышался так близко всего несколько ночей назад, теперь отчётливо удалялся от города и слабел.
Я подошёл к окну – на улицах царило спокойствие. Я увидел обычное движение пешеходов, может быть, чуть меньше обычного, но эта часть аллеи Независимости никогда не была особенно людной. Трамвай, двигавшийся по улице от технического университета, подъехал к остановке. Он был почти пуст. Вышло несколько человек: женщина, старик с тростью… А затем вышли трое молодых людей с продолговатыми предметами, завёрнутыми в газеты. Они остановились у первого вагона трамвая; один из них посмотрел на часы, затем огляделся по сторонам, внезапно опустился на одно колено, снял с плеча свёрток, и послышался быстрый стрекот выстрелов. Газета на конце свертка затлела и открыла дуло пулемёта. В то же время остальные двое нервно вскинули наизготовку своё оружие.