Пианисты

И сюда добрался джойсовский дух. Видимо, быть мне вечным странником…

Улица была не такой освещенной, как променад, и полицейский участок служил главным фонарем района. Бесцеремонные руки выволокли Андрея из машины и подтолкнули в сторону входа. Через фойе с гудящим дневным светом и вентиляторами, шлепавшими под потолком, Андрея повели по коридору – вдоль черной решетки, за которой смутно угадывались какие-то полуголые люди. Кто-то сидел или лежал, поджав ноги, на лавке у серой бетонной стены, покрытой плесневелыми разводами, кто-то забился в угол, опустив голову на колени.

Вошли в тесный кабинет. Над заваленным бумагами столом склонился сотрудник. Видна была только его макушка, на которую словно плеснули черных чернил. Он усердно от руки заполнял какой-то бланк. Рядом с бланком лежали вещи Андрея, которые вытащили из карманов брюк и отобрали еще в массажном кабинете: кошелек, телефон, носовой платок, пластинка жвачки Wrigley's. На правом краю стола размещался серый замызганный компьютер с монитором-телевизором.

Андрею указали на хлипкий стул. Пишущий перешел к односложным вопросам на английском. Андрей даже обрадовался: наконец его кто-то поймет. Он стал терпеливо отвечать.

– Андрей…

– Обухов…

– Российская Федерация…

– Пианист…

Когда полицейский опять перешел на местный, Андрей в отчаянии закричал:

– Мне надо срочно позвонить в посольство! Или в консульство!

Он не узнал свой голос.

Не хватает только с катушек слететь. Спокойно. Наше дело правое…

Он в бессилии откинулся на спинку стула, вытянул ноги. Пишущий заговорил с полицейским, стоявшим у Андрея за спиной. Они заспорили. Андрей не понимал, о чем речь. Затем отрывистым движением пишущий, с укором глядя на коллегу, повернул стоявший на столе телефон к Андрею.

– Я не помню номер.

Сотрудник поднялся из-за стола, вновь заспорил с сопровождающим и вышел из кабинета. Стало тихо. Только деревянный вентилятор на потолке, как будто в замедленной съемке, чуть подрагивая, тягуче ворочал своими закопченными крыльями.

Андрей не знал, сколько прошло времени, казалось – вечность. Полицейский вернулся и протянул ему заламинированный, как меню в дешевом ресторане, список телефонов консульств разных стран. Потом придвинул брякнувший аппарат к себе и стал коричневым указательным нажимать на кнопки. Из трубки доносились длинные гудки. Им не было конца.

– Все спят.

Нахмурив дегтярные брови, сотрудник недовольно зыркнул на коллегу, помедлил и настучал еще номер. Андрей напрягся: он понимал, что так долго продолжаться не может, у кого-то лопнет терпение. Или у полиции, или у него. И ему не поздоровится в любом случае. Он испугался сам себя. Как бы не наломать дров на эмоциях и усталости. Да еще эта распирающая головная боль. От нетерпения он раскачивался на своем стуле взад-вперед, баюкая наручники.

Наконец в трубке кто-то заговорил по-английски – как будто автоответчик. Гудки, пиканье, человеческий голос. Полицейский сразу же затарахтел по-местному. Через несколько минут он передал нагретую трубку Андрею.

– Здравствуйте, здесь какое-то недоразумение. Мне нужна помощь.

– Здравствуйте, господин Обухов, – ответил сонный мужской голос. – С вами говорит дежурный посольства Курбаткин. К сожалению, сейчас ни с кем не смогу вас соединить. А я не уполномочен…

– Послушайте, они даже не говорят по-английски. Что я натворил?

– Разве вы не поняли? – лениво, с зевком, спросил дежурный. – Они сообщили, что на вас донес отец несовершеннолетней. Что вы ее склонили к незаконной сексуальной связи. А здесь это серьезное преступление.

– Чепуха какая-то. Никого я ни к чему не склонял.

– Слушайте, при всем уважении… Дело серьезное, вне моей компетенции. Потерпите до утра, вас свяжут со специалистом, наверняка потребуется целая процедура.

В посольстве положили трубку. Андрея пробил озноб. Мысли путались.

Думай, думай, думай… Так всегда учила мама.

Боже мой, знала бы ты, что, после всего случившегося в Москве, происходит со мной здесь. Где конец моим бедам?

* * *

Полицейский ткнул Андрея в спину, закрыл с громким лязгом решетку и жестко провернул ключ в замке. «Обезьянник». Это слово не сразу всплыло в сознании Андрея, но теперь, когда оно зазвучало внутри с какой-то вычурной издевательской модуляцией, он проговаривал его вновь и вновь, буквально изводя себя мыслью «до чего же ты докатился». Запястья болели, истерзанные наручниками. Слава богу, их сняли. Уже легче.

Андрей замешкался у входа в камеру, не зная, где лучше приткнуться. Поискал глазами место на скамье вдоль длинной стены, чтобы подальше от соседей. Но все распределились как-то уж больно равномерно, и свободного пространства особо не наблюдалось. На полу у боковых перегородок тоже занято – там арестованные лежат, вытянув ноги на потемневшей от грязи плитке.