Пианисты

И он не кривил душой. В окне проплывали огромные башни домов, похожие на кукурузные початки, на фоне которых разворачивались зимние жанровые сценки. Олег с удовольствием успел заметить собачников, выгуливающих своих питомцев: девочка, крохотная фигурка, бросала палку, а ее сенбернар, фигурка побольше, радостно бежал за ней, тыкая этой палкой и своей огромной мордой в ее руку. В воздухе разливались счастье и безмятежность.

Машина подъехала к гостинице – основательному, квадратному со всех сторон конструктивистскому зданию тридцатых годов, украшенному над входом балюстрадой и аллегорическими статуями людей труда. На часах было 14:20, самое время для регистрации.

– Я только сумку в номере оставлю и тут же спущусь.

– Не спешите, – Малевич посмотрела на часы. – Вы еще и пообедать успеете.

В широченных и высоких коридорах пахло пыльным ковролином и советской ресторанной кухней. В узком номере был все тот же бордовый ковролин с тем же запахом, затертое кресло с серой обивкой стояло впритык к двухтумбовому чиновничьему и по-чиновьичьи заляпанному чернилами письменному столу. Огромная кровать с крошечными подушечками была застелена бордовым покрывалом.

Бордо как признак роскоши.

Номер, в общем, был самый обычный. Что уж там люксового, Олег понять не мог.

Он заглянул в санузел и обомлел. В помещении, едва ли не большем, чем сам номер, стояла огромная чугунная ванна, длиной в полтора человеческих роста и глубиной, достаточной для того, чтобы в ней утонуть, так и не успев позвать на помощь.

Как интересно порой отзывается индустриальное прошлое любого края. Олег решил для себя, что обязательно постарается вечером в этом раритете поплавать и почувствовать себя патрицием в термах Каракаллы.

Он захлопнул за собой дверь и легко сбежал по лестнице. Ему так хотелось как можно быстрее оказаться на месте: он буквально предвкушал сегодняшний мастер-класс.

По дороге в консерваторию он жадно разглядывал город. В Екатеринбурге ему не доводилось бывать раньше, и, как это обычно бывает с москвичами, он не ожидал, что город произведет такое серьезное впечатление. Он был масштабен, в нем чувствовалась история и основательность. После солидного здания гостиницы он видел не менее солидные дома старой советской, сталинской, постройки, а возможно, и старше. Перед мостом через Исеть машина притормозила, и Олег успел разглядеть и старинный, по всей видимости купеческий, дом, стоявший на самом берегу, больше похожий на готический дворец благодаря стрельчатому фасадному декору. Панорама заснеженной реки была обширна: на белой глади можно было увидеть протоптанные дорожки и даже любителей подледной рыбалки, справа вдалеке высились двумя близнецами современные башни-стаканы, а также зеркальные постройки местного Сити, идеально дополнявшие снежно-ледяной пейзаж.

– А это наш «Каменный цветок», фонтан, здесь хорошо летом… Приезжайте к нам летом, – затарахтела Малевич.

На другой стороне проспекта с трудом можно было заметить низкую круглую гранитную чашу, запорошенную снежком. Из ее середины торчала металлическая конструкция, больше напоминавшая не волшебные образы уральских сказок, знакомых с детства, а промышленную форсунку или фрезу токарного станка.

Что будет с нами летом, кто ж знает…

После поворота налево и разворота в середине улицы они наконец подъехали к консерватории. Старое трехэтажное здание смотрело на улицу фасадом, украшенным с двух сторон портиками и колоннами под ними. Несмотря на все эти классические архитектурные находки, легкости постройке они не придавали – дом производил впечатление очень плотного, приземистого и даже тяжеловатого.

Наверное, суровость края сводит на нет все устремления художников и архитекторов, и основательность в замысле и воплощении побеждает…

Через внутренний двор они прошли к главному входу учебного корпуса.

Олег наотрез отказался от обеда, и они сразу отправились в просторный класс, предназначенный для репетиций хора и оркестра. Рояль был выдвинут почти в центр, практически вплотную к рядам стульев, установленных здесь для публики временно, явно по случаю. Студенты еще не подошли. До начала оставалось около получаса. Олег разделся и сразу сел за инструмент. Ему хотелось с ним поздороваться, как с новым знакомым, услышать его голос, понять, что там под крышкой.

Черный лакированный «Блютнер» был немолод, как раз к таким инструментам и испытывал особые симпатии Олег: не звонкий, оглушающий крепыш со спортивным характером, а уже зрелый, видавший виды мужичок, в меру интеллигентный, ухоженный, хорошо настроенный. Его звук и внешний вид – все говорило о том, что о нем заботятся и его здесь любят. И эти мысли только добавили Олегу внутренней теплоты.