Пять абсолютных незнакомцев

От уверенности в его голосе у меня по коже бегут мурашки. Он знает, что Кайла не может его остановить. И никто из нас не может. Он склоняет голову набок.

– С воровкой в машине мы не поедем.

У Кайлы загораются глаза.

– О, а знаешь что? Вор у нас в машине и так есть.

– Это другое, – неуверенно говорит Харпер.

– Как посмотреть, – замечаю я.

– Спасибо, – говорит Кайла.

– Не благодари меня. – Я выставляю вперед ладонь, чтобы все замолчали. – Все это выглядит очень подозрительно. Мы тебя не знаем, и ты ничего не потеряла.

– Мы все не знакомы, коза ты драная, – говорит Кайла.

– Не говори с ней так, – вступается за меня Харпер. – Мира права.

– Да, отчасти вы правы, – говорит Джош. – Но не знаю, насколько этично рыться в ее сумке.

Брекен резко разворачивается к нему:

– А ты с какой радости ее защищаешь?

– Я не защищаю. Просто считаю, что нужна справедливость. Или мы все раскрываем сумки, или никто. Если нам нечего скрывать, то и проблем никаких не будет, так?

– Согласна, – дрожа, отвечаю я. – Давайте уже покончим с этим. Я совсем замерзла.

Я открываю работающий замок сумки. Другой так разболтался, что точно отломится, если я его потревожу. Я достаю два альбома для набросков, ноутбук и большую жестяную коробку карандашей, а потом пластиковый пакет с туалетными принадлежностями и еще один, со сменной одеждой. Мама хранит мою одежду, так что много вещей мне не нужно.

– У тебя там цветные карандаши? – Смеется Кайла, на мгновение забыв, что злится. – Тебе что, пять лет?

Харпер, просветлев лицом, тянется к коробке, но позволить себе новые карандаши я не могу: я быстро открываю коробку до того, как она успевает до них дотронуться. Сточенные карандаши аккуратно лежат в металлических выемках, поражая своей яркостью. Я уже давно не рисовала карандашами. В этом году я почти полностью перешла на уголь.

– И что, это все? – спрашивает Брекен.

– Можешь сам проверить. – Я подталкиваю к нему сумку.

Он равнодушно протягивает руку. У меня совсем крошечная сумка – и, по-моему, совершенно очевидно, что я не крала чужие вещи. Зачем мне забирать собственный телефон?

– Ладно, теперь я.

Джош раскрывает свою холщовую сумку. Там все, как мы ожидали: аптечка, которую он уже доставал, когда Харпер поранила палец; какая-то мятая одежда; Кафка в мягком переплете, несколько ручек; энергетический батончик; папка на кольцах и несколько блоков бумаги внутри; большие конверты; несколько прозрачных файлов. Обычный студенческий хлам. Ничего подозрительного. Ничего интересного.

То ли дело багаж Харпер. Из кожаной сумки цвета расплавленного масла – которая, вероятно, дороже, чем все мои вещи, вместе взятые, – Харпер достает две столь же шикарные косметички, набитые под завязку так, что молнии едва держатся. Скомканная одежда, несколько потрепанных блокнотов, плойка для волос с запутавшимся проводом. В общем, в сумке такой бардак, словно Харпер попихала туда что попало за десять минут перед вылетом.

– Ого.

На лице Брекена такое же удивление, как у меня. Он осторожно протягивает руку, дотрагиваясь до кожаной сумочки, застегнутой на перламутровую пуговицу. Все остальные вещи Харпер в довольно плачевном состоянии, но этот чехол прекрасен как рассвет. Элегантный, ни единого пятнышка.

Харпер, слегка зардевшись, раскрывает сумочку. Внутри четыре ручки в ряд – на вид дорогие и тяжелые. Такие же красивые, как и изящный блокнот, в котором она писала по дороге.

– Это «Паркер», – поясняет она. – Удобно лежат в руке.

– Удобно лежат в руке? – переспрашивает Брекен, склонив голову к одному плечу.

Румянец становится гуще.

– Я же сказала, что пишу письма. Мой дед любил хорошие ручки. Я унаследовала от него эту привычку.

– Ты следующая, – говорит Брекен, глядя на Кайлу.

Та молча вываливает содержимое сумки на сиденье, и я сразу же жалею, что мы ее заставили. Внутри оказывается одежда, похожая на ее нынешний наряд: несколько выцветших сложенных платьев и пара джинсов, по которым сразу заметно, насколько она тощая. Расческа со сломанной ручкой, а рядом – пластиковый пакет с зубной щеткой и обмылком. У нее с собой пара зажигалок и тонкий кошелек, который падает обложкой вниз. Из прозрачного кармашка для паспорта на нас смотрит фотография Кайлы: моложе, здоровее. Ни телефона. Ни шнуров. И, конечно, ни налички, украденной из кошелька Харпер.

– Подождите минутку, – бормочет себе под нос Кайла.

Нахмурясь, она разворачивает платья, вытряхивает свитер. Она что-то ищет – и, судя по тому, как напрягаются ее плечи, не может найти.

Харпер, неправильно поняв ее действия, поднимает вверх руку.

– Не переживай, мы видели достаточно.

Но Кайла не останавливается. И я не думаю, что она делает это ради нас. Она тоже что-то потеряла. Она выпрямляется: руки трясутся, губы сложены в тонкую напряженную линию. Видимо, потеряла что-то очень важное.

– Ну что же… – говорит Брекен. – Простите. Я просто… ну, странно это.

– Мы еще не закончили, – резко замечает Кайла.

Я киваю на Брекена:

– Твою сумку мы еще не осматривали.