Пять дней отдыха. Соловьи

Пришли туда вечером. Все было взрыто бомбежкой. Лежали изрубанные, обнажив рваные корни, сосны. От каменных домиков остались закопченные стены. Неизвестно, как уцелел полосатый шлагбаум и будка возле него. Из будки вышел красноармеец, преградил дорогу. Он-то и сказал, что рота запоздала, все ушли на восток, а тут остался склад с оружием: винтовки и ручные пулеметы.

— Обещались прислать машины, — говорил красноармеец Чухонцеву, — вот сторожим. Так бы ничего, да продуктов у нас на три дня. И то сухари да консервы.

Чухонцев отвел роту в сосняк. Спать укладывались на земле, подстелив шинели. Было зябко, из лесу тянуло гнилой сыростью. Наверное, где-то там было болото. Замятин лег вместе с Шишкиным. Одну шинель подстелили, другой накрылись, прижавшись друг к другу спинами. Ломило ноги от ходьбы. Спал Сергей не долго. Разбудил его на дневальство конопатый Калмыков. По лесу низко стелился, цепляясь за обугленные стволы сосен, жиденький, серенький туман. Небо было белым. Шишкин спал, свернувшись калачиком, сунув руки меж ног.

Сергей осторожно вылез из-под шинели и стал обходить спящих. Было очень тихо — ни хруста, ни птичьего щебета. И в этой тишине Сергей услышал голоса. «Кто же это?» — подумал он. Из-за широкого ствола старой сосны увидел на поляне ротного Чухонцева и политрука Можаева. Оба сидели, накинув на плечи шинели. Может быть, они и совсем не ложились, потому лица у них были землисто-серые.

— Мы не имеем права, — говорил Можаев и поправлял двумя пальцами очки. — Оружие вручают бойцу после принятия присяги. Наши еще не принимали таковой. Во-вторых, склад кем-то оставлен и при нем часовой. Не можем мы без приказа, не имеем права.

— Как знаете, — хмуро отвечал Чухонцев, — только какая же это рота без оружия? Я, милый мой, финскую прошел. Немножко смыслю. Моя бы воля — приказал раздать винтовки, и точка.

— У нас нет такого приказа, — повторил Можаев.

— Ну, как знаете, — совсем насупился Чухонцев, — только это не порядок в такое время.

Брови его сдвинулись, губы вытянулись в ниточку, он сердито уставился в землю. Можаев поправил на себе шинель, ссутулился и тоже стал смотреть в землю.

Замятин тихо отошел и решил отыскать Калмыкова. Хотелось с кем-нибудь поговорить об услышанном. Но Калмыков уже спал, прижав к себе Изю Левина.

«Не даст винтовок», — зло подумал Сергей о Можаеве. С политруком у него были свои, особые счеты, но никто о них не догадывался. Даже Шишкину Сергей ничего не рассказывал, хотя тот спрашивал: «Что это, Можаев вроде как бы боится тебя? Ты что, знал его раньше?» Сергей сердился и отвечал: «Отвяжись! Никого я не знал», но по глазам Шишкина видел, что тот не очень ему верит.

С первых дней службы Сергей взял себя в руки и подчинился этому человеку, против которого все ощетинивалось внутри. Сейчас, подумав об этом, Сергей решил, что никому не следует говорить о подслушанном разговоре. Что будет, то будет…

А утром прискакал верховой, привез приказ следовать дальше. К Чухонцеву подбежал красноармеец, который встретил их у шлагбаума.

— Нам-то как же, товарищ командир?

Чухонцев не успел ответить, как Можаев, посмотрев сквозь очки, сухо сказал:

— У вас есть приказ. Охраняйте объект. Ясно?

— Ясно, — растерянно козырнул красноармеец…

И вот с того дня рота все шла и шла. Иногда прибивались к какой-нибудь части, рыли ей оборону. Старались копать как можно глубже, тщательно стесывая стенки траншей. Ребята осунулись, почернели и, оглушенные всем, что происходило, жались друг к другу.

Чухонцев ходил лютый, лицо его припухло, глазки еще больше покраснели, и на тяжелом пористом носу то и дело выступали капли пота. На привалах ему старались не попадаться на глаза. Остановится ни с того ни с сего перед кем-нибудь и начинает:

— Обмотки перемотать! Распустился, как баба!

Можаев на привалах собирал всех в кучу и, сверкая очками, говорил:

— Фашисты использовали момент внезапности. Красная Армия сосредоточит силы и нанесет сокрушительный удар. Здесь не Испания!

Говорил он яростно, взмахивал в воздухе кулаками. Его слушали жадно, веря каждому слову.

За деревнями на огородах переспевали огурцы, матово поблескивала капуста. Можаев предупредил:

— Чтоб ни стебелька не срывать. Будем расценивать как мародерство, по законам военного времени… — и кривил узкое лицо.

В конце второй недели ночью вошли в лес и неподалеку от бурлящей дороги повалились на влажную траву. Закурили, пряча огоньки папирос в кулаки и рукава. Едва Сергей вытянул ноющие ноги и с наслаждением затянулся махорочной цигаркой, как у самого уха хрустнула ветка и простуженный голос сипло спросил:

— Закурить найдем, братки?

Сергей приподнял голову. Освещенные луной, стояли три моряка. Через плечи их перекинуты карабины, на широких ремнях висели патронташи и гранаты. Сергей сразу догадался, что эти оттуда — из тех мест, где шли бои. Он рывком сел и ответил:

— Найдется.

Моряки взяли из его рук газетку, коробку с махоркой и по очереди стали крутить цигарки. Первым закурил широколицый с косматым чубом, выбивавшимся из-под бескозырки. Наверное, он был у них за старшего.