Пять дней отдыха. Соловьи

Позднее Сергей подумал, что мать хотела побольше узнать об отце и надеялась, что Зина поможет ей своими письмами. Только поэтому он решился написать письмо. Но когда пришел от Зины ответ, мать даже не спросила, что в нем написано, а только улыбнулась довольная и сказала:

— Мне бы очень хотелось, чтобы вы подружились.

Сергей долго сидел над первым письмом сестре. Он совсем не представлял этой девчонки и не знал, о чем нужно и можно ей писать. Он просто решил рассказать о себе. Написал, что больше всего на свете любит театр, ходит в драмкружок. А сейчас вообще у них много дела, потому что со своим школьным приятелем Колей Шишкиным он решил поступить на работу в ТЮЗ. Их берут туда статистами. Еще он писал, что любит математику и давно перешагнул школьную программу. В этом ему здорово помогает мать. Сергей ничего не спрашивал об отце. Он боялся быть назойливым.

Зина ответила быстро. У нее был очень ровный, красивый почерк, прямо как в учебнике чистописания. Это Сергею сразу не понравилось. Писала Зина, что она ничем особенным не увлекается, даже не задумывалась, кем будет. Одно место в этом письме удивило Сергея. Уж очень по-взрослому оно было написано и неожиданно врывалось в это гладенькое, с правильным правописанием письмо. «Я живу, как будто попала на другую планету, где все застыло и наступила окаменелость. Я вглядываюсь в людей и мне кажется, что те, кто любил меня прежде, стали смотреть теперь с жалостью и даже с какой-то боязнью. А я ненавижу, когда отводят в сторону глаза. Папа… Я его очень любила и сейчас люблю». А дальше тон письма опять становится спокойным. Зина рассказывала, какая погода стоит в Москве, писала, что у них в школе учится мальчик, которому четырнадцать лет, а он уже знает высшую математику, и к нему приезжали ученые из Академии наук. Если Сережа так увлекается математикой, то она может познакомить его с этим мальчиком. Сереже будет, наверное, интересно.

Сергей целый вечер трудился над ответом и написал Зине, что надо смело смотреть на жизнь, а она еще, наверное, не научилась этому. И Зина сейчас должна думать не столько об отце, сколько о себе, чтоб суметь преодолеть свою обиду. Тогда она сможет стать человеком, полезным обществу.

На это письмо Зина не ответила. Месяца через два мать спросила у Сергея.

— Вы что, перестали переписываться?

Тогда Сергей рассказал ей о своем ответе.

Мать так рассердилась, что на лице ее выступили красные пятна.

— Дурак! — крикнула она. — Боже мой, какой дурак!

Сергей отшатнулся. Ему казалось, что мать должна была одобрить все, что он написал.

— Зачем ты… так? — с трудом сказал он.

— Зачем?! Для Зины отец, может быть, больше значит, чем я для тебя. Ты подумал об этом своей дурацкой головой, прежде чем сыпать соль на свежую рану? Садись сейчас же и пиши ей снова!.. Ох, и дурак же! — всплеснула она руками.

Сергей убежал из дому и долго бродил по улицам, стараясь успокоиться. Ему казалось, что он последний болван, что он ничтожный, мелкий человек и никогда не научится обдумывать свои поступки.

Но в этот же день произошло и другое: ему впервые остро захотелось увидеть отца. Этот высокий дядька в кожанке нараспашку, в широких галифе, вправленных в падающие гармошкой сапоги, со скуластым, обветренным лицом и трубкой в жестких губах все время был вне его жизни. И только сейчас по-настоящему вошел в нее. Захотелось увидеть его, узнать, как ходит он, как смотрит, и это желание отозвалось в нем острой тоской, потому что Сергей тотчас понял непоправимость случившегося.

Сергей написал Зине, признался, что был неправ в том письме. Но Зина снова не ответила.

И вот теперь, когда он уходил в армию, мать в сквере на набережной сказала:

— Зине ты напишешь сам.

Она все-таки хотела, чтоб они подружились, и Сергей понимал ее.

Мать славно придумала это путешествие по городу. Они посидели в сквере, потом пошли в ТЮЗ, походили по его пустому фойе, где пахло клеем и краской, поднимались на холм к собору, откуда виден был почти весь город, ездили на трамвае в парк культуры и отдыха.

— Мы обойдем все места, — сказала мать, — где были счастливы.

И они добросовестно совершали свой весенний марш-бросок. Но даже она, сама придумывавшая тайны и знавшая все наперед, не ожидала, как закончится этот день. Да разве же она могла предполагать, что в их жизнь постучится посторонний и нарушит всю праздничность прощания?

Посторонний постучался вечером, когда они, утомленные путешествием, сидели за столом, собираясь пить чай. Он был одет в военную форму, в петлицах поблескивали свежей эмалью три кубика, на рукаве была нашита звезда. Сергей сразу узнал его, хотя видел до этого один раз, и тогда этот человек был в черном бостоновом костюме, при галстуке, повязанном большим, с кулак, узлом. Сергей не мог его не узнать, потому что это лицо, чуть ли не до половины закрытое большими роговыми очками, долго маячило перед ним.

А встретил он его впервые так…