Пять фараонов двадцатого века

Особенной жестокостью прославился комендант поселения на острове Лампедуза. Он щёлкал кнутом и грозил использовать его на всяком, кто усомнится в могуществе фашизма. Власть его была безграничной, но иногда узники указывали ему на то, что неделю назад он объявлял обязательным правило поведения прямо противоположное тому, что он требует сегодня. «О, как я устал от этих умников! — восклицал комендант. — Вы все слишком образованы для меня! Нет сил спорить с вами! Предлагаю лучше лёгкий способ решения любого вопроса: выходим в поле, я снимаю мундир — и сходимся на кулаках. Ну, есть желающие?».[600]

Простого отказа вступить в фашистскую партию было достаточно для того, чтобы сделаться изгоем. Один ветеран войны рассказывал, как фашисты в его городке поначалу льстили ему и объясняли, что такой смелый солдат, конечно, должен вступить в их ряды. Он упрямо отказывался, и тогда началось. В его доме вдруг был устроен обыск. Потом начались аресты по вздорным обвинениям: заговорщик, поджигатель, агитатор. Никаких доказательств не было, через пару дней его выпускали из тюрьмы, но пятно на репутации оставалось. Вскоре ни один работодатель в округе не решался дать постоянное место такому «ненадёжному» работнику.[601]

Вторжение в жизнь заподозренного в антифашизме устраивалось в несколько ступеней. Сначала в дом являлись члены Национальной милиции безопасности в форме и устраивали тщательный обыск. Даже если им не удавалось найти инкриминирующих улик, они убеждались, что в доме нет оружия. После этого шайка фашистских энтузиастов-погромщиков врывалась в дом уверенная в своей безопасности. Этим мало было просто избить свою жертву. Важнее было унизить: заставить глотать касторку или съесть живую жабу. Но иногда избиения могли закончиться и смертью, как это случилось с видным редактором газеты «Ил Мондо», Джованни Амендола.[602]

Если преследование антифашиста доходило до судебного разбирательства, мало кто решался выступить в роли адвоката. В Мантуе один коммунист был обвинён в разжигании классовой ненависти. Член парламента Буффони взялся защищать его, понадеявшись на свою юридическую неприкосновенность. Ему удалось отвести обвинение, но подслественный был тут же осуждён по другой статье. А смелого адвоката разъярённая толпа фашистов подкараулила на перроне вокзала и жестоко избила.[603]

Особую ненависть у Муссолини вызывали организации масонов. Их ложи закрывались, почти во всех речах дуче масонство упоминалось как один из главных противников фашизма. Многие черты в истории этого движения позволяют интерпретировать его как первую попытку создания международного объединения дальнозорких. Некоторые историки считают, что создание Соединённых Штатов Америки было в основном результатом их деятельности — ведь половина отцов-основателей были масонами. Другой показательный факт: в 1830-е годы в Америке близорукое большинство прониклось такой враждебностью к этому движению, что в стране появились десятки газет, раздувавших свои тиражи исключительно антимасонскими материалами.

Дружба и взаимопонимание с Ватиканом длились недолго. Уже через три месяца после Латеранского соглашения Муссолини закрыл пять тысяч католических детских клубов. Он считал, что воспитание подрастающего поколения должно оставаться целиком в веденьи государства. Лозунг был: «Книга и мушкет — вот что должно быть в руках молодого фашиста». Возмущённый папа велел передать дуче, что тех, кто превращает себя в идолов, приравниваемых к Богу, народ рано или поздно свергает.[604]

Писатель Карло Леви, высланный в глухую деревню на юге Италии, писал о том, что местные крестьяне относились к ссыльным по-доброму, но они не имели понятия о политической жизни. Для них противоборство фашистов с антифашистами было просто «раздорами тех парней в Риме». «Христос никогда не заглядывал в эти края, так же, как миновали его надежда, время, связь причины и следствия, разум, история… Времена года сменяют друг друга, как и три тысячи лет назад… Никакая весть, божественная или человеческая, не проникала в эту упорную бедность».[605]В этих строчках проглядывает грустное дальнозоркого, который живёт, не веря в библейское пророчество о том, что «кроткие наследуют землю». (Матфей, 5:5)