Читаем Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара полностью

Процесс формирования кабинета показывает, насколько сумбурно все происходило. 6 ноября назначены главные действующие лица – первый вице-премьер Бурбулис, вице-премьеры Гайдар и Шохин. Дальше пошли назначения различных министров, из них один-единственный член команды – Владимир Лопухин, ставший министром топлива и энергетики РСФСР 10 ноября. В тот же день Шохин стал совмещать свое вице-премьерство с позицией министра труда и занятости населения. 10-го назначен Чубайс председателем Госкомитета по управлению государственным имуществом в ранге министра. 11-го появилась вотчина Авена – Комитет внешнеэкономических связей при Министерстве иностранных дел РСФСР. В тот же день еще один член команды, старший коллега гайдаровцев по ЦЭМИ и Институту народно-хозяйственного прогнозирования Борис Салтыков стал министром науки и технической политики РСФСР. Апокриф свидетельствует: ночью ему позвонили и сообщили о назначении, а он не поверил и предложил звонившим меньше пить.

И это все: остальные назначенцы – силовики, политики, представители разных кругов разной степени близости к Ельцину – никакие не реформаторы и не члены команды реформ. Еще одно назначение вечного дачного сидельца в командах «500 дней» и всех остальных программ Владимира Машица состоялось только 27 декабря, когда понадобился человек, который строил бы отношения со странами СНГ и был образован соответствующий Госкомитет по экономическому сотрудничеству с государствами – членами Содружества.


Разумеется, гиперважной была роль аппарата, и она была разной. Как разными оказываются воспоминания участников событий. Кто-то говорил чуть ли не о саботаже, о том, что документы «терялись» (о некоторых таких эпизодах рассказывал сам Гайдар) и, соответственно, команды не проходили. Иные, как, например, Николай Головнин, утверждают, что аппарат работал хорошо и даже самоотверженно – как и сами начальники: не расходились до двух часов ночи, пока документы не были подписаны и расписаны.

Руководителем аппарата правительства стал Алексей Головков, и от него очень многое зависело – документы именно на него «терялись», так не хотели в Кремле его назначения. Позиция была наиважнейшей, что потом понял Виктор Черномырдин – именно с его эпохи пошла традиция придавать руководителю аппарата ранг министра, а то и вице-премьера, иными словами, – политический вес. В гайдаровское время об этом не думали, и совершенно напрасно. Как вспоминал Андерс Ослунд, Головков иной раз вынужден был три раза подписывать один и тот же документ, потому что бумаги часто бесследно исчезали. Владимир Космарский, первый замминистра труда и занятости в 1992 году, составлял один и тот же документ в трех экземплярах: для формально-официального канала (часто – для исчезновения), для курирующего вице-премьера, министра труда Шохина и для профильного департамента аппарата правительства.

Когда 7 ноября Андрей Нечаев был назначен замом министра экономики и финансов (то есть Гайдара, возглавившего объединенное министерство), первое, что произошло в аппарате правительства РСФСР, все еще занимавшего помещения в Белом доме на Краснопресненской набережной, – были утеряны документы о назначении. Второй раз назначение формально тоже не могло быть признано состоявшимся, потому что слово «министр» написали с маленькой буквы, а надо было с большой. А в тот момент, вспоминал Андрей Нечаев, ему позарез нужен был хотя бы какой-нибудь документ, потому что они с Гайдаром собирались «брать союзный Госплан».

Надо понимать, что в условиях, когда управленческие рычаги Советского Союза уже практически отказали, а формально еще работали, любой орган власти РСФСР воспринимался как республиканская контора союзного ведомства. Поэтому, например, назначенный в 1990 году российской властью еще до команды реформаторов председателем Госбанка РСФСР Георгий Матюхин вступал в свои права, ему почти в буквальном смысле приходилось брать власть. В том же положении оказывался каждый из новых министров.

Ладно еще союзный Минфин – в ранге зама (а потом министра) по финансам у Гайдара оказался уважаемый Егором профессионал старой школы Василий Барчук, бывший начальник бюджетного управления союзного Министерства финансов. Но 38-летний академический ученый, сваливающийся на голову старому аппарату на Охотный Ряд, 1, в «намоленное» с 1930-х годов место – Госплан СССР, – это что-то невероятное. Появление Нечаева в Госплане, преобразованном незадолго до этого в Министерство экономики и прогнозирования Советского Союза под управлением опытного и влиятельного Юрия Маслюкова, можно было бы приравнять к нашествию марсиан, к которым, разумеется, непонятно, как относиться. Не говоря уже о том, что молодой начальник требовал приятным баритоном каких-то невообразимых вещей, радикально расходящихся с целями и задачами государственного планового хозяйства.

Перейти на страницу:

Все книги серии Либерал.RU

XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Возвратный тоталитаризм. Том 1
Возвратный тоталитаризм. Том 1

Почему в России не получилась демократия и обществу не удалось установить контроль над властными элитами? Статьи Л. Гудкова, вошедшие в книгу «Возвратный тоталитаризм», объединены поисками ответа на этот фундаментальный вопрос. Для того, чтобы выявить причины, которые не дают стране освободиться от тоталитарного прошлого, автор рассматривает множество факторов, формирующих массовое сознание. Традиции государственного насилия, массовый аморализм (или – мораль приспособленчества), воспроизводство имперского и милитаристского «исторического сознания», импульсы контрмодернизации – вот неполный список проблем, попадающих в поле зрения Л. Гудкова. Опираясь на многочисленные материалы исследований, которые ведет Левада-Центр с конца 1980-х годов, автор предлагает теоретические схемы и аналитические конструкции, которые отвечают реальной общественно-политической ситуации. Статьи, из которых составлена книга, написаны в период с 2009 по 2019 год и отражают динамику изменений в российском массовом сознании за последнее десятилетие. «Возвратный тоталитаризм» – это естественное продолжение работы, начатой автором в книгах «Негативная идентичность» (2004) и «Абортивная модернизация» (2011). Лев Гудков – социолог, доктор философских наук, научный руководитель Левада-Центра, главный редактор журнала «Вестник общественного мнения».

Лев Дмитриевич Гудков

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное