Читаем Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара полностью

«И вот я пришел в Госплан СССР и стал пытаться давать указания, – рассказывал Андрей Нечаев журналисту Владимиру Федорину. – Когда меня звали на коллегию союзного Госплана, ее заседания производили впечатление театра абсурда. Например, они делили капвложения с увеличением на 20 %, когда мы с Гайдаром уже обсуждали, что сокращаем их в три раза или в четыре. Распределяли на бумаге какие-то материальные потоки, за которыми ничего не было». Госплан в буквальном смысле слова управлял воздухом. И материальными потоками, которые были на самом деле самыми что ни на есть нематериальными.

Работать Андрею Нечаеву предстояло с профессионалами, чья жизнь целиком и полностью прошла под знаком планирования и его оптимизации, а экономика воплощалась в народно-хозяйственном плане, один экземпляр которого, по воспоминаниям начальника ГВЦ Госплана Владимира Коссова (в 1990-х он работал, в частности, замминистра экономики), был высотой в полтора метра. Однако Андрей Алексеевич, проработавший много лет в ЦЭМИ, трудившийся на академика Юрия Яременко и занимавшийся межотраслевыми балансами, мог говорить с госплановцами на одном языке, одновременно пытаясь внедрить совершенно другой экономический «диалект». Это были «его университеты», где преподавателем был сам первый замминистра экономики и финансов…

«Брать» Госплан Союза Гайдар с Нечаевым поехали, на всякий случай прихватив милиционера из охраны Белого дома. Проводя коллегию Госплана, Гайдар чувствовал, что у сотрудников есть желание спросить, «с какой стати они должны всему этому подчиняться и выполнять указания какого-то Нечаева, о котором в огромном аппарате мало кто слышал». И уже через несколько дней Андрей Алексеевич доложил: «Аппарат союзного Госплана работает над программой сокращения производства вооружений в 1992 году». А и. о. министра экономики и прогнозирования СССР Трошин А. Н. издал приказ, хорошо отражавший ситуацию двоевластия в первые дни и недели реформ: аппарату союзного министерства исполнять все распоряжения республиканского первого замминистра экономики и финансов.

Наверное, в то время – в первые дни работы правительства – решение укрупнить главную структуру, объединив Министерства экономики и финансов, оказалось правильным. Среди прочего это был и способ инкорпорировать в российскую управленческую систему союзные Госплан и Минфин: решались и административная, и кадровая задачи. В то же время более глобальным оказывался уровень решений самого Гайдара – его замы, Нечаев и Барчук, хотя бы до какой-то степени разгружали Егора от совсем уж мелкой текучки. Когда работа была налажена, министерства разъединили, замы стали полноценными министрами.

Тем не менее «гибридный» – полусоветский-полуреформаторский – характер министерств сохранялся еще долго. По свидетельству Сергея Васильева, в Минфине в самом начале реформ был лишь один человек из команды – Андрей Вавилов, подлинная кадровая перестройка ведомства на Ильинке началась лишь с приходом в 1993-м Бориса Федорова, когда туда пришли Сергей Алексашенко, Сергей Дубинин, Андрей Казьмин, Олег Вьюгин. В Минэкономики, рассказывал Васильев, который потом стал там замминистра, несмотря на наличие Нечаева, «всем рулил нехаризматичный Андрей Шаповальянц, отдел экономических реформ возглавлял Михаил Копейкин, человек весьма грамотный, но аппаратного склада». Центральный банк удалось укрепить двумя зампредами реформаторского толка – Сергеем Игнатьевым и Дмитрием Тулиным. Игнатьев был очевидным кандидатом на пост главы ЦБ России, но из Верховного Совета пришла информация, что его фигура – не проходная. Это было одно из первых проявлений двоевластия в стране. А отказ от того, чтобы продвигать своего кандидата, – одним из первых обидных политических компромиссов. Игнатьев вполне пригодился председателю российского Центробанка Матюхину – и как профессионал, и как связной между Гайдаром и Банком России.

Минсельхоз возглавил Виктор Хлыстун, вполне прогрессивный бывший председатель Госкомитета РСФСР по земельной реформе. Васильев рассказывал симптоматичную историю о том, с каким напором отраслевых лоббистов приходилось сталкиваться новому правительству сразу после назначения: «Еще в ноябре 1991 года в правительство был внесен проект постановления о поддержке АПК, в котором было 44 пункта. Я сел с этим постановлением и стал одну за другой вычеркивать позиции, связанные с дополнительными расходами, в результате чего в проекте осталось только четыре пункта. Добрейший Виктор Николаевич сильно на меня обиделся и ходил к Гайдару проситься в отставку».


Перейти на страницу:

Все книги серии Либерал.RU

XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Возвратный тоталитаризм. Том 1
Возвратный тоталитаризм. Том 1

Почему в России не получилась демократия и обществу не удалось установить контроль над властными элитами? Статьи Л. Гудкова, вошедшие в книгу «Возвратный тоталитаризм», объединены поисками ответа на этот фундаментальный вопрос. Для того, чтобы выявить причины, которые не дают стране освободиться от тоталитарного прошлого, автор рассматривает множество факторов, формирующих массовое сознание. Традиции государственного насилия, массовый аморализм (или – мораль приспособленчества), воспроизводство имперского и милитаристского «исторического сознания», импульсы контрмодернизации – вот неполный список проблем, попадающих в поле зрения Л. Гудкова. Опираясь на многочисленные материалы исследований, которые ведет Левада-Центр с конца 1980-х годов, автор предлагает теоретические схемы и аналитические конструкции, которые отвечают реальной общественно-политической ситуации. Статьи, из которых составлена книга, написаны в период с 2009 по 2019 год и отражают динамику изменений в российском массовом сознании за последнее десятилетие. «Возвратный тоталитаризм» – это естественное продолжение работы, начатой автором в книгах «Негативная идентичность» (2004) и «Абортивная модернизация» (2011). Лев Гудков – социолог, доктор философских наук, научный руководитель Левада-Центра, главный редактор журнала «Вестник общественного мнения».

Лев Дмитриевич Гудков

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное