«Отказаться от приватизации за счет средств, которые лежали в Сбербанке, и заменить это ваучерами – это очень плохая, неприемлемая схема», – продолжал Григорий Явлинский. Это тоже долгий и тяжелый спор. Притом что существует точка зрения, согласно которой никаких средств населения в Сбербанке не было – оставались одни записи на счетах, а деньги давно были потрачены советским руководством. Тем не менее для простых советских, а затем постсоветских граждан заработанные ими деньги, отложенные на черный день или на покупку товаров длительного пользования (пусть и в экономике дефицита), вовсе не были «записями». И обесценение вкладов стало одной из причин, по которой реформы считали «грабительскими».
«Если у вас нет колбасы на рынке, то можно предложить какие-нибудь другие товары, на которые люди смогут потратить деньги, – говорил Явлинский. – Выкиньте на рынок грузовики, автобусы, магазины, парикмахерские, и люди потратят на это деньги. Во-первых, вы так получаете средний класс, во-вторых, – частную собственность, в-третьих, – вы получаете первые признаки конкуренции, и реализация продовольствия через эти магазины – это уже несколько другое дело».
То есть, в соответствии с логикой Григория Явлинского, в 1992 году при инфляции, вышедшей из-под контроля и набравшей за год 2600 %, в отсутствие нормативно урегулированных прав частной собственности, в условиях обесценения денег у людей были средства на покупку грузовиков? А кто бы «выкидывал» эти грузовики на рынок? Кто бы это все администрировал – от Белоруссии до Туркмении?
В 1992 году правительство просто не решило эту проблему – это горькая правда, государственным долгом вклады были признаны только в 1995 году. Но на обесцененные деньги едва ли можно было приобрести магазины и парикмахерские. Пачку пельменей – да, вдруг появившуюся колбасу – да. Но не грузовик.
Здесь имеет смысл на некоторое время остановиться. Гайдар действительно не считал возможным в ситуации хаоса развала империи и экономики заниматься вкладами. Он понимал, что они пропали (в том числе у родителей и его тестя Аркадия Стругацкого). Но как объяснить людям, что честно заработанные ими деньги уже были потрачены и их физически не существовало, а оставались лишь записи на счетах? Сбережения немцев, рассуждал впоследствии Егор, после Второй мировой войны были полностью обесценены. Кто это сделал – Гитлер или Людвиг Эрхард? Конечно, Гитлер. «Не я растрачивал ваши сбережения, – отвечал Гайдар в 1995 году на вопросы избирателей. – Существует секретная записка советского правительства и Политбюро ЦК КПСС за 1979 год; уже в ней докладывается, что 53 % сбережений фиктивные, за ними ничего не стоит. А с тех пор прошли афганская война, водочная кампания и много-много других авантюр, которые тоже потребовали денег». Эрхард, говорил Гайдар, вернул деньги, но лишь тогда, когда заработала экономика, укрепилась марка: «Чтобы вернуть деньги людям, надо их заработать».
Во время кампании выборов в парламент в 1999 году Гайдар уточнял: «С 1967 года советские правительства стали регулярно забирать деньги в Сбербанке на свои многочисленные расходы. Вначале изымалось понемногу – по 2–3 миллиарда рублей в год. Потом все больше и больше. С середины 1980-х объемы изъятий из системы сберкасс на финансирование дефицита бюджета перевалили за 10 миллиардов рублей в год. К концу 1980-х – до 20 миллиардов. В конце правления правительства Рыжкова все, что было в Сбербанке, было изъято на военные расходы, войну в Афганистане, на помощь братским режимам… Для того чтобы всерьез ставить вопрос о компенсации вкладов, необходимо было еще несколько лет твердого реформаторского курса, восстановления устойчивого роста экономики на рыночных основах».
Впрочем, возможно, все это нужно было объяснить еще в ноябре 1991-го. Но был бы Гайдар услышан? Вернемся в тот ноябрь и к битве аргументаций и констатаций.
Сам Явлинский на совещании экономистов 11 ноября 1991-го у президента СССР, где поддерживалась иллюзия контроля над ситуацией, проявил себя единственным реалистом: республики безнадежно отстанут от России, «там никто, по сути, ничего не разрабатывает».