Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара

Частные капиталы широко польются в сферу разработки и внедрения новых технологий лишь в случае возникновения значительного перенакопления капитала и создания серьезных политических гарантий для частных инвесторов. Эти условия, разумеется, будут вызревать довольно долго…

Страну может ожидать длительный период кризисного развития, сопровождаемый стагнацией или падением жизненного уровня, значительной инфляцией и попытками поиска компромисса между традиционными структурами и требованиями технологической реконструкции».

Сам Гайдар однажды рассказал, что была идея отложить либерализацию цен до 1 июля 1992 года и совместить ее с введением национальной валюты. Но времени не было в ситуации, когда всем финансово-экономическим блоком правительства приходилось следить за тем, как отчаливают корабли с зерном из Канады, разворачивать сухогруз, идущий в Мурманск, на Ленинград – туда, куда важнее было направить хлеб.

Угроза голода – не метафора, не пиар, не вранье – ну не до этого в то время было. Когда Егора познакомили с идеей предновогодней телепередачи – на каком-то импровизированном кораблике должны были плыть члены гайдаровского кабинета и в шутливой форме обсуждать происходящее в стране, он впал в ярость – совсем не время было шутить.

Еще Гайдара в правительстве не было, а переписка ведомств становилась алармистской. Удивительно, оказывается, Советский Союз до последнего отгружал пшеницу Афганистану. И только 12 сентября Министерство заготовок попросило российский Совмин отменить наконец задания по отгрузке, потому что нет уже никаких зерновых ресурсов.

В архиве Гайдара есть много такого рода бумаг. Вот, например, письмо Юрию Лужкову как зампреду Комитета по организации оперативного управления народным хозяйством СССР от главы Мосгорторга В. В. Коваля «О катастрофическом положении по обеспечению товарами народного потребления населения Москвы». Это не о голоде, скорее о холоде: «…положение с обеспечением населения Москвы товарами будет критическим. В Москве невозможно будет организовать даже нормированное снабжение жителей одеждой и обувью. Особую тревогу вызывает обеспечение детскими товарами, производство которых в условиях вакханалии оптовых и розничных цен перепрофилируется на ассортимент для взрослых. Причина: цены на сырье свободные, на изделия – фиксированные».

3 декабря 1991-го, письмо премьера правительства Москвы Юрия Лужкова госсекретарю РСФСР Геннадию Бурбулису: «Запасы товаров в розничной и оптовой торговле практически отсутствуют. Запасы мяса позволят обеспечить только 8 дней торговли, масла растительного – 10 дней, масла животного – 3 дня, сахара – 2 дня, рыботоваров – 9 дней, сухого молока на восстановление – 4 дня… Серьезное беспокойство вызывает неопределенность по формированию ресурсов продовольствия на 1992 год. До настоящего времени отсутствуют реальные источники поступления товаров, не заключены договора на их поставку и не заказаны вагоны на доставку продовольствия».

А вот записка Ельцину «архитектора перестройки» Александра Яковлева, который в связи с распадом Союза уже пребывал в неформальном статусе, но оставался каналом связи с США, поскольку тамошняя государственная бюрократия не знала, с кем, собственно, общаться по разным поводам: «1. В США подготовлены к отправке еще несколько сот тонн продовольствия и медикаментов. Они могут быть отправлены в Москву еще до конца нынешней недели при условии присылки 4–5 советских самолетов АН-124 (имеют грузоподъемность вдвое выше, чем американский военно-транспортный С-5). Присылка таких самолетов желательна в любом случае. 2. Оформление военно-транспортного самолета ВВС США занимает в Пентагоне около двух недель. Ускорение этой процедуры возможно в случае личного вмешательства Дж. Буша. Для этого необходим с ним разговор… Требуется Ваше срочное указание авиаторам».

Ну и так далее…

Незадолго до своей смерти Гайдар рассказывал: «А дальше был страшно опасный эксперимент с либерализацией цен в условиях, когда ты твердо знаешь, что не контролируешь денежную массу. И мы начали работу в этом направлении. Примерно с конца января я стал получать материалы о том, сколько и кто нам сбросил денег, не имея, естественно, возможности задним числом это контролировать. Это был очень опасный эксперимент, но, в общем, он сработал: мы решили фундаментальную задачу, которую перед собой ставили, – не допустили голода. Один из самых счастливых дней в моей жизни был где-то в мае, когда я понял, что как бы ни было дальше тяжело, но голода в России, по образцу 1918 года, не будет».

Наверное, Гайдар знал, о чем говорил, – и уж точно не лгал и не кокетничал, если до такой степени был сосредоточен на угрозе голода. И считал ее едва ли не главной опасностью для страны.

В разговоре Андрея Нечаева с Альфредом Кохом и Петром Авеном «на стол» были выложены все аргументы по этому поводу, причем спор шел в кругу членов команды. Этот фрагмент «о голоде» полезно привести полностью:

«Кох: Что еще было интересного? Аграрный сектор тебя не удивил? Или, в общем, ты и так знал, что там задница?