Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара

Кстати, 6 января у Егора появилась охрана, хотя парадоксальным образом официально в то время он не был охраняемым лицом. Гайдар об этом не просил, но охрана была придана: «прикрепленный» плюс еще два человека. Его телохранителем стал Андрей Луговой, молодой 25-летний капитан Главного управления охраны, человек, который потом засветится в туманной истории с отравлением бежавшего в Великобританию сотрудника ФСБ Александра Литвиненко и станет депутатом Госдумы. По логике вещей Гайдар должен был ему казаться совершенно чужим человеком. Но вице-премьер Луговому понравился. Как он потом говорил: «Типичный интеллигент. Самый комфортный клиент. Всегда старался сделать то, что его просит охрана».

Обращался неизменно на «вы», что было, по определению прикрепленного, «правильной необидной дистанцией». Гайдар, по наблюдению охранника, часто ездил к родителям, ходил в магазины, в театры – без всяких правительственных лож, «каким был, таким и остался».

В дачном поселке правительства «Архангельское» жило 10 охраняемых лиц (к тому моменту, когда Гайдар уже стал официально таковым). Это была, как с подкупающей искренностью заметил Луговой, «так себе дачка, я бы не жил – старая мебель, затертые ковры, а в Москве у него не было приличной квартиры».

Уже 14 января 1992 года председатель Верховного Совета Руслан Хасбулатов инициировал разговоры о «недееспособности правительства»: парламент начал новую игру – самоустранение от разделения ответственности с кабинетом министров и формирование системы двоевластия. Ситуацию Гайдар описал в книге «Смуты и институты»: «После 2 января 1992 года число тех, кто хотел отмежеваться от принятых мер, росло с каждым днем… Сразу после либерализации цен началось использование заблуждений людей в том, что трудности, связанные с крахом советской экономики, – результат неумело проведенных реформ и ответственность за это несет сформированное Ельциным правительство».

При всей уникальности ситуации, нельзя сказать, чтобы она не имела прецедентов. В 1997 году исполнилось 100 лет со дня рождения творца немецкого экономического чуда Людвига Эрхарда, и на конференции, посвященной его памяти, Гайдар делал доклад, обратив внимание на некоторое сходство обстоятельств послевоенной Германии и постсоветской России. Но главное было не в этом, а в том, что Эрхард, как и Гайдар, боролся за отмену «принудительного хозяйства» (Zwangswirtschaft, у нас оно называлось «плановым»). Эрхард, как и Гайдар, был вынужден избавляться от накопленного навеса обесцененных денег (Gelduberhang). Немецкий реформатор, как и российский, считал, что «инфляция при замороженных ценах парализует экономику».

Летом 1948 года директор Хозяйственного управления Бизонии (западной оккупационной зоны, подконтрольной Великобритании и США) делал примерно то же самое, что и министр экономики и финансов в ранге вице-премьера в России в январе 1992 года, только у Гайдара не было возможности заменить старые деньги на новые – бывшие союзные республики продолжали эмитировать рубли. Существенная разница состояла и в том, что иностранная помощь в рамках плана Маршалла была гораздо более последовательной и масштабной, чем «ассистирование» российским реформам со стороны международного сообщества. А вот ругань в адрес архитектора немецких реформ, который потом был признан чудотворцем, была схожей: «…с самого начала мы не имели никакого доверия к политике господина профессора Эрхарда»; «Мы предостерегали от темпа, с которым господин директор Управления по делам хозяйства хотел пойти по пути отмены предписаний, касающихся принудительного распределения и твердых цен»; «Мы предостерегали от прыжка в холодную воду»; Эрхард – «защитник стяжателей и спекулянтов».

«Величайшая заслуга Эрхарда в том, что он шел против течения», – говорил Гайдар.

Впрочем, главное отличие эрхардовских и гайдаровских реформ – Эрхарду все-таки дали завершить абсолютно все, что он хотел сделать. В запасе у него было не несколько месяцев, а несколько лет, в целом же – больше десятилетия. Не говоря уже о том, что карьера была увенчана постом федерального канцлера ФРГ.

И уж точно он не работал в условиях фактического двоевластия.