Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара

Гайдар немало ездил по стране – должность обязывала, хотя в условиях дефицита времени, наверное, он предпочитал бы больше и дольше находиться в Москве. Была, среди прочего, поездка в Якутию. По воспоминаниям Виктора Ярошенко, однажды «в районном клубе на вопрос „Верите ли вы в Бога?“ Егор, чуть запнувшись, сказал: „Я – агностик“. В клуб мы попали после долгого пути через стойбища оленеводов, после закусывания спирта строганиной, сырыми оленьими кишками; мы с моим другом Николаем Дмитриевичем Головниным, начальником его секретариата, не были совершенно трезвыми. Сидели в первом ряду, и Коля довольно громко спросил у своего босса из нашего первого ряда: «А что, это – секта такая?» Егор посмотрел на нас недовольно и ответил через паузу: „Философское учение“. Зал уважительно зашумел. Недавно я даже нашел аудиокассету с этой записью – все документально подтверждается. Потом мы долго шутили по этому поводу. И даже от кого-то сочинитель скетчей Михаил Задорнов услышал об этом и стал рассказывать. Однажды Егор спросил меня, зачем я поведал эту историю Задорнову, жившему с ним тогда в одном доме на Осенней улице. Я удивился, сказал, что с Задорновым даже не знаком, а просто байка пошла гулять по свету, стала жить своей жизнью».

Возможно, Гайдар решил просто решил отделаться от вопроса, на который ему всерьез не хотелось отвечать. Или постеснялся в аудитории, которая была ему, возможно, не очень понятна, назвать себя атеистом. И выразился туманно, что спровоцировало Николая Головнина на иронический вопрос, в такой аудитории, правда, слегка подставлявший Гайдара. Однако признание в агностицизме органично для Егора: не сомневаясь в том, что он все понимает и делает правильно и другого выхода нет и не может быть, тем не менее сомневался в абсолютной познаваемости мира. Как сомневается любой нормальный ученый. А если не сомневается, то он не ученый.

И в этом смысле – да, Гайдар агностик. Он не покривил душой перед якутской аудиторией.

Кстати, дело было в родном селе тогдашнего главы Якутии Михаила Николаева. Там Егор забыл в машине свою простенькую спортивную шапочку. Якутский начальник отправил ее в Москву фельдсвязью. Этот скромный предмет принесли в секретариат глубокой ночью. Николай Головнин рискнул предъявить его вице-премьеру во втором часу ночи, когда в кабинете на Старой площади шла жаркая деловая дискуссия, переходившая едва ли не в конфликт. Головнин решил разрядить обстановку. Он зашел в кабинет со словами: «Егор Тимурович, вам Николаев фельдсвязью вашу шапочку прислал». «Я думал, – вспоминал Николай Дмитриевич, – что умру под взглядом Егора». Но зато обстановка разрядилась – горячие спорщики расхохотались и успокоились.

Иногда в поездках в северные регионы Егор Тимурович и Николай Дмитриевич менялись зимними шапками. Головной убор Гайдара был ему мал, зато вполне подходил головнинский. Работники аппарата подшучивали над Головниным: походил в шапке Гайдара – набрался ума…

На VI съезде народных депутатов, проходившем с 6 по 21 апреля 1992 года, парламентарии пошли в атаку на правительство, в котором за несколько дней до этого произошли перестановки: Геннадий Бурбулис, как одна из раздражавших оппонентов Ельцина фигур, оставшись госсекретарем, перестал быть первым вице-премьером. Его пост занял Гайдар, оставивший еще в феврале позицию министра экономики Андрею Нечаеву, а министра финансов в апреле – «старому технократу» Василию Барчуку.

Однако это совершенно не улучшало положения его команды, которая к тому времени начала ощущать, что находится в политической изоляции: силовой блок кабинета министров существовал отдельно; отраслевые ведомства, за исключением Министерства топлива и энергетики, контролировали отнюдь не реформаторы, что облегчало жизнь директорскому лобби, начинавшему чувствовать себя отдельной не только административно-хозяйственной, но и политической силой, которая оформится к июню в блок «Гражданский союз»; окружение президента – как аппаратная его часть, так и близкие под духу Ельцину его старые друзья плохо воспринимали министров-реформаторов. Сам Борис Николаевич практически перестал участвовать в заседаниях правительства, а связующим звеном между ним и Гайдаром оставался Бурбулис.

Еще до Съезда через Бурбулиса Гайдару было передано недовольство Ельцина двумя членами его команды – Петром Авеном и Владимиром Лопухиным, которые, вероятно, в глазах оппонентов Егора выглядели самыми большими «ботаниками». Не просто, по выражению Александра Руцкого, мальчиками в розовых штанишках, а буквально антропологически чуждыми промышленному лобби и старому аппарату людьми. Хотя Лопухин, чей отец был высоким чином в госбезопасности, полагал, что умеет разговаривать с большим начальством. «Мне, – говорил он, – Андропов по жизни советы давал». Ну, так то Андропов, а тут люди несколько иного уровня…