В Риме члены делегации встретились с министром иностранных дел Италии Ламберто Дини, а потом Иоанн Павел побеседовал с тремя молодыми российскими политиками. Ватикан сделал миротворческое заявление: папа, разумеется, одобрил идею совместного обращения католиков и православных с призывом к Слободану Милошевичу и генсеку НАТО Хавьеру Солане остановить бомбежки и насилие, объявив пасхальное перемирие. Анатолию Чубайсу удалось убедить Алексия II сделать официальное заявление РПЦ одновременно с папой с призывом к перемирию. Что, впрочем, не имело никаких практических последствий: две стороны не собирались ни в чем уступать друг другу, и бомбардировки завершились только в июне.
По возвращении в Россию Гайдар объяснял свою позицию в эфире «Радио Свобода» 4 апреля 1999-го: «Давайте посмотрим – а к чему привели бомбардировки на сегодняшний день в решении проблемы Косово. Первое. Количество беженцев сократилось? Нет, увеличилось. Число жертв среди мирных жителей сократилось? Нет, увеличилось. Режим Милошевича ослаб? Нет, поверьте мне, я был в Белграде только что. Он существенно укрепился. Сербская оппозиция реально раздавлена. Антиамериканские настроения в мире и в том числе в России, нарастают. Вот реальные результаты. Они не имеют отношения к тому, плох Милошевич или хорош».
Бомбардировки, настаивал Гайдар, – «важнейший фактор внутренней политики», и он работает на «нагнетание в России антиамериканских настроений, это просто факт. То, что он работает на усиление позиций радикальных националистов, тоже факт. То, что он объективно толкает Россию к изоляционизму, ксенофобии, новой холодной войне, ко всему, что больше всего опасно не только для самой России, но и для мира тоже, – то ведь тоже факт… Происходит серьезнейший удар по самому президенту Ельцину, в этом нет никаких сомнений. Это – усиление политическое его противников. Я думаю, что это он прекрасно понимает, что каждая натовская бомба – это бомба по его политическим позициям».
13 мая 1999 года Егор еще раз публично растолковывал эти непонятные Западу нюансы на заседании Свободного университета парижской газеты «Русская мысль» в любимом им Овальном зале Библиотеки иностранной литературы (университет стал проектом его друзей Екатерины Гениевой, директора «Иностранки», Виктора Ярошенко, а также все той же Ирины Иловайской-Альберти). «Я был среди тех, кто организовывал в Москве митинги против Чеченской войны, – говорил Гайдар, – зная, что режим Дудаева ничем не лучше режима Милошевича, что там есть серьезные нарушения прав человека, не имея никаких иллюзий насчет того, что там „все хорошо“, но твердо зная, что эти проблемы при обработке бомбежками станут не лучше, а хуже».
На «реальную российскую ситуацию», эмоционально доказывал Гайдар, бомбардировки оказывают прямое воздействие. И лишь помогают развороту общественного мнения в сторону российских «милошевичей». Этими действиями Запад сам дистанцировал Россию от себя, снизил шансы на формирование прозападного массового общественного сознания, а значит, на строительство демократии в стране: «Мы категорические политические враги режима Милошевича; мы самым жестким образом осуждаем все, что он делает в Косове. Но для нас это не является оправданием безответственной глупости, которую, к сожалению, делает, на наш взгляд, НАТО».
Так Гайдар оказался по одну сторону «баррикад» с Примаковым и Ельциным. Каждый из них выступил против бомбардировок по своим причинам. Директор Института экономики переходного периода был единственной фигурой в этом треугольнике, кому не нужен был пиар. И характер его озабоченности ни в чем не совпадал с логикой того же Примакова и даже, скорее всего, Ельцина.
Возможно, тогда и созрела у Гайдара идея, что он мог бы использовать свои возможности, связи и политический вес для неформальной дипломатии. Для разъяснения позиции и особенностей политического расклада внутри России людям, принимающим политические решения на Западе. С применением технологии walk-in-the-woods, «блуждания в лесу», неофициального общения для дальнейшей выработки адекватных рекомендаций политикам.
Опыты такого рода были: например, в 1962–1963 годах американский журналист Норман Казенс выполнял миссию по установлению доверительных отношений между Джоном Кеннеди, папой Иоанном XXIII и Никитой Хрущевым. Он вел неформальные переговоры по поводу возможности заключения договора об отмене ядерных испытаний, а заодно добился от советского лидера освобождения из лагерей двух католических архиепископов. Правда, Кеннеди был убит, папа Иоанн умер, а Хрущева сместили с поста…