Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара

Многие характеризуют Егора Гайдара как человека решительного, он и сам говорил о себе, что любит «шашкой помахать». А с детства воспитывался так, что самым страшным позором было любое проявление трусости. Интеллигент-эволюционист по натуре, он преображался в ситуациях опасных и кризисных. Человек нерешительный не взялся бы в 1991 году за реформы в ситуации развала страны, не брал бы на себя ответственность за сопротивление мятежу в октябре 1993-го, не оставался бы в стране в 1996-м, не брал бы на себя ответственность за некоторые шаги летом 1998-го.

В этом отношении к опасности было что-то от пастернаковского «блага гибельного шага», некий фатализм человека, прошедшего через все катаклизмы 1990-х, находясь в самом их эпицентре.

В ситуации югославского кризиса Егор готов был стать своего рода заложником ради того, чтобы бомбардировки страны его детства прекратились. Так возникла идея поездки делегации российских либеральных политиков с миротворческой миссией и с конкретным предложением семидневного «пасхального перемирия» НАТО и режима Милошевича – с тем, чтобы начались переговоры между сторонами. «Пасхальное» – означало привлечение авторитета церквей.

Правда, поскольку год был предвыборный, нашлись те, кто решил сделать из этого пиар. Раз уж все равно делегация российских демократов окажется под бомбами, стоило бы повстречаться, например… с папой римским. Гайдар же с ним знаком – почему бы не организовать и такую аудиенцию.

Дело было вечером, в субботу, 27 марта. Леонид Тодоров, помощник Гайдара, занимавшийся связями с заграничными коллегами, находился в этот день в Институте: шеф должен был встречаться с Филиппом Хильдебрандом, будущим главой Центрального банка Швейцарии, а Леонид просто хотел с ним повидаться как со старым товарищем. Потом у Гайдара было какое-то совещание. Он вышел в приемную и, увидев задержавшегося на работе Тодорова, заметил: «Раз уж вы все равно здесь… Нужно срочно вылетать в Сербию».

«Дальше началась свистопляска, – рассказывал Леонид Тодоров. – Мне было поручено связаться с секретариатом Боры Милошевича (посол Югославии в России, брат Слободана Милошевича. – А. К.), запросить визы. Я позвонил, мне сказали: „Конечно, конечно, визы будут“. Надо сказать, что югославы, и, в частности, сербы, очень тепло относились к Егору Тимуровичу, я не был удивлен. У нас были на тот момент на руках паспорта Бориса Федорова, подвезли паспорт Немцова, был паспорт Гайдара и Некрутенко (Виктор Некрутенко – впоследствии ответственный секретарь политсовета СПС, министр природных ресурсов в правительстве Сергея Кириенко. – А. К.). Мы отправили эти четыре паспорта туда, и, пока водитель ехал, нам поступил звонок, что виз не будет».

Явным образом брат запросил брата, и югославский диктатор заподозрил недоброе. Водитель уезжал в посольство еще раз, потому что еще раз было сказано, что визы будут, а потом – опять не будут. Тогда возникла идея – по географическому признаку – делать визы в Венгрию. Через посла, с которым были очень хорошие отношения. О том, что у российских политических деятелей будут венгерские визы, Тодоров все-таки решил уведомить югославов и тем самым их пристыдить. Уже глубокой ночью он получил заверения, что югославские визы тоже будут.

Именно в тот момент в лихорадке этой ночи и возникла несколько авантюристическая идея заехать из Белграда в Рим и заручиться поддержкой идеи перемирия со стороны папы римского.

Гайдар позвонил Виктору Ярошенко, который был в хорошем контакте с редактором парижской «Русской мысли» Ириной Иловайской-Альберти, легендарной фигурой в русском сообществе Запада, сотрудницей Александра Солженицына в 1970-х годах, находившейся в дружеских отношениях с Иоанном Павлом II. К разговору с Иловайской был подключен Леонид Тодоров. Поездка к папе предполагала получение итальянских виз. Здесь, как и в случае с венграми, сыграло свою роль необычайно теплое отношение тогдашнего посла Италии, милейшего старика, барона Эмануэле Скаммакка дель Мурго и делл’Аньоне к Гайдару – он поднял по тревоге консула и чуть не отправил его с печатью прямо в Институт. Забегая вперед, надо сказать, что встреча (вторая с папой римским для Егора), правда очень короткая и во дворе резиденции, состоялась, и именно благодаря Иловайской. (Про Ирину Алексеевну папа во время беседы с Борисом Ельциным сказал: «Вы даже не подозреваете, что у вас за спиной стоит лучший посол России».) На фотографии из архива Бориса Немцова запечатлен Иоанн Павел, который что-то объясняет Федорову, Немцову и Гайдару (договоренность о фото тоже была достигнута благодаря Иловайской).

«Безумное чаепитие» этой ночи для Тодорова и секретаря Гайдара Ирины Корнелюк на этом не закончилось. Возникла идея отправить в Соединенные Штаты, чтобы уж закруглить вектор переговоров, Бориса Федорова. Визы у него не было. Однако удалось договориться, чтобы ее ему выдали в американском посольстве в Риме.