Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара

Дальнейшие события Гайдар описывал так: «Было ощущение очень у многих, в том числе международных инвесторов, что да, прошли самое тяжелое, что да, сделали отвратительную вещь, но в общем дальше все будет стабилизироваться. И тогда на это все накладывается решение президента отправить правительство Кириенко в отставку… Плюс к финансовому кризису мы получаем кризис власти, правительство, которое разрабатывало эту программу, вернее, отвечало за нее, – в отставке, МВФ свободен от своих обязательств… Возникает совершенно другая политическая ситуация, потому что в условиях кризиса, отставки премьера и необходимости заигрывать с тем же думским большинством, которое все сделало для того, чтобы развалить финансовую ситуацию, этому же думскому большинству на блюдечке с голубой каемочкой и приносят власть».

Гайдар снова оказался неприятно поражен действиями Ельцина, хотя куда президенту было деваться – кто-то должен ответить за дефолт. Гайдару не нравилось и то, что Ельцин вернул в качестве кандидата в премьеры Черномырдина, которого Егор считал ответственным за торпедирование политики «младореформаторов» в конце 1997 года.

Дума, почувствовавшая силу и способность заключать альянсы (Зюганов – Лужков и даже Явлинский), совершенно не собиралась помогать Степанычу возвращаться на позицию преемника. Два раза Черномырдина парламент прокатил. А на третий раз, понимая, что страна все глубже погружается и в финансовые (дальнейший обвал рубля, инфляция, банковский кризис), и в политические проблемы, Ельцин пошел на компромисс. Премьером стал политический тяжеловес Евгений Примаков, приверженец абстрактно-консервативной политической линии, скорее советской по своему содержанию. Он вполне устраивал левое большинство Госдумы.

У Гайдара были самые тяжелые предчувствия. «Расшатав финансовую систему и приготовив финансовый кризис, – говорил он, – парламентское большинство оказывается бенефициарием, оно получает от этого кризиса главную выгоду». Гайдар называл правительство Примакова «коммунистическим». Оно, впрочем, было скорее дирижистским, то есть верившим в волшебную силу государственного управления и расточительной траты денег. Причем в ситуации, когда управленческие административные рычаги не работали. О чем, судя по всему, представители кабинета Примакова не догадывались. Пока они строили амбициозные планы по возврату государства в экономику, задумывались о запрете хождения доллара, экономическая система и бизнес оказались предоставленными самим себе. И в этих странных условиях вакуума хозяйственной власти рыночные секторы экономики начали восстанавливаться сами. Рынок, а не растерявшееся правительство поднимал из руин экономику.

Гайдар и его коллеги по правительству и ЦБ опасались девальвации именно потому, что она способствовала бы росту популярности коммунистов. Но в результате именно это и произошло. Отношение к Черномырдину было крайне негативным. Но если бы ЧВС вернулся во власть в качестве премьера после дефолта, возможно, он мог бы стать преемником, и история России пошла бы по совершенно другому пути. Наконец, Гайдар, как, впрочем, и большинство экономистов, оказался не прав в своих предсказаниях относительно последствий поведения кабинета Примакова.

Самые мрачные прогнозы Гайдара, основанные на том, что правительство будет реально действовать, не оправдались. Правительство не действовало.

Мартин Гилман так описывал ситуацию со своей колокольни: «Бездействие правительства, хотело оно того или нет, вылилось на практике в жесткую макроэкономическую политику. Не имея в своем распоряжении источников финансирования, правительство могло тратить только то, что собирало в виде доходов в бюджет. Минфин твердо отклонял все предложения, предполагавшие эмиссию, и таким образом сыграл ведущую роль в стабилизации положения… То, что случилось следом, с трудом поддается объяснению. Предсказания всех ясновидцев (МВФ в том числе) относительно будущего российской экономики оказались не просто неверными, а совсем неверными: экономика резко пошла в рост, причем еще до прихода Путина к власти. Способствовало этому сочетание нескольких факторов. Изменились приоритеты российского бизнеса: поскольку спекуляции на валютном и фондовом рынках прекратились, пришлось наконец использовать капиталы в реальном секторе. Удешевление рубля предоставило российским производителям защиту от иностранных конкурентов и их товаров. Значительно выросли цены на нефть (чего МВФ, кстати, в своих прогнозах не предполагал). Наконец, начали сказываться в повседневной практике первые долгосрочные результаты предпринятых ранее мер по улучшению управления в экономической, монетарной и бюджетной областях».

«Понесли потери банки и население, – описывал ситуацию Евгений Ясин. – Но промышленность, сельское хозяйство и вся экономика поперли вверх. Уже с сентября – октября чувствовались перемены… Ситуацию выровнял даже не Примаков или, там, Маслюков, первый зампред правительства и бывший председатель Госплана СССР, а рынок».