Первое – отказ от фиксирования и регулирования цен. Второе – политика «нулевого дефицита» государственного бюджета, «режим жесткой экономии, противодействия любым выбивающим деньги лобби, включая военно-промышленное и сельскохозяйственное. Только на этой основе возможен выход к твердому, а затем и конвертируемому рублю. Если это не сделает в ближайшие месяцы демократическое руководство, то сделает грядущая хунта». (Вот с этим отсутствующий Гайдар не согласился бы – он не переоценивал интеллектуальные способности и волю к экономическим реформам советских военных, как и не верил в российского Пиночета, о чем мы уже писали.) Третье – «немедленно начать переговоры о разделе и переструктурировании внешнего долга бывшего Союза ССР». Вот – авторы декларации уже называют его бывшим, без иллюзий. И говорят о том, что впоследствии и произошло, – на определенных условиях основные обязательства перед внешним миром Россия могла бы взять на себя. Условия позднее были определены – и очень важные: вывод ядерного оружия из Украины и Белоруссии, переход всего зарубежного имущества СССР России и место в Совбезе ООН.
Важная тема, обсужденная заранее, – возможность свободного передвижения людей через границы республик. Никто тогда об этом не думал, а проблема назревала: «Прежде всего, это судьба десятков миллионов людей, живущих за пределами своих национальных государств. Необходимо обеспечить добровольную и планомерную (с привлечением западной помощи) их репатриацию и безусловную защиту жизненных интересов. В лимите миграции мы предлагаем руководствоваться испытанным в демократических обществах принципом права людей на свободный выезд из страны и право государства на регулирование въезда в него». Две предсказанные проблемы в одном флаконе: русские за рубежом и мигранты в России.
Эти же идеи, как свидетельствует Сергей Васильев, Гайдар изложил в специальной записке на имя Бориса Ельцина. Он перевернул конструкцию Григория Явлинского: вместо «экономический союз – политический суверенитет» – «политический союз – экономический суверенитет». Эта модель мало что меняла в перспективах СССР, его бы все равно не стало в прежнем виде – большого единого государства-империи. А вот перспективы конфедерации, ее состава, степень политической близости – все это рисовалось еще в совсем не ясном свете.
В конце сентября Ельцин дал поручение группе Гайдара готовить план российских реформ без оглядки на другие республики и упоминавшийся в Альпбахской декларации «надреспубликанский» орган. Это важный момент в истории реформ. Мотивация Гайдара была простая – он спасает страну. Бескомпромиссная вера в себя и в свою миссию. Мария Аркадьевна Стругацкая, жена Гайдара, говорила, что еще при Горбачеве ее муж пропадал на правительственных рабочих дачах неделями («Я вышла замуж за Петю», сына Егора от первого брака, – шутила она): Егор надеялся на то, что страну спасет Горбачев. «Спасать страну можно с тем, кто у власти, – объясняла безжалостную логику своего мужа Мария Аркадьевна, – а Егору было понятно, что у власти – Ельцин».
Если угодно, впоследствии Ельцин использовал Гайдара. Но и Гайдар использовал Ельцина.
Хотя по-прежнему еще ничего не было ясно. У Бориса Николаевича были свои планы на близких ему по внутреннему «партийно-директорскому» устройству Юрия Скокова и Олега Лобова. Горбачев надеялся на Явлинского. Возможно, думал о Явлинском и Ельцин, но как можно было привлекать к работе над российскими реформами экономиста и чиновника, который занимался формированием как раз того самого «надреспубликанского» органа и, по сути дела, был фактическим премьером воображаемого нового союза? Впрочем, теоретически его можно было «увести» у Горбачева.
В сентябре никто ничего не обещал Гайдару. Высоко котировались ставки его коллеги Александра Шохина. Во всяком случае, даже тогда, когда несколько позже сформировалась модель реформаторского кабинета министров – Ельцин, используя свою харизму, берет на себя роль главы правительства, Бурбулис как главный распорядитель и администратор – первый вице-премьер, плюс два равных вице-премьера, Гайдар по экономике и финансам, Шохин по социальной сфере, – трудно было сказать, кто главнее. Но лидер у реформ всегда один. И имя у реформ в итоге одно – гайдаровские.
В то же самое время группа министра экономики РСФСР Евгения Сабурова продолжала свою работу над еще одной экономической программой. Вскоре, когда Россия уже пойдет по пути реализации реформ без Союза, будет считаться, что Сабуров – еще один кандидат на пост премьер-министра, хотя Ельцин едва ли рассматривал всерьез его кандидатуру. Осенью 1991-го планировалось скрещивание программных документов – Евгения Сабурова (от имени «Гражданского союза», объединившего лоббистов-производственников – о них и их роли еще пойдет речь) и Юрия Яременко (от имени Института народно-хозяйственного прогнозирования). Акцент в программе делался на отраслях-локомотивах, что в условиях развала хозяйства, конечно, было технократической утопией. Вряд ли Ельцину все это было интересно.