Читаем Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара полностью

Первое – отказ от фиксирования и регулирования цен. Второе – политика «нулевого дефицита» государственного бюджета, «режим жесткой экономии, противодействия любым выбивающим деньги лобби, включая военно-промышленное и сельскохозяйственное. Только на этой основе возможен выход к твердому, а затем и конвертируемому рублю. Если это не сделает в ближайшие месяцы демократическое руководство, то сделает грядущая хунта». (Вот с этим отсутствующий Гайдар не согласился бы – он не переоценивал интеллектуальные способности и волю к экономическим реформам советских военных, как и не верил в российского Пиночета, о чем мы уже писали.) Третье – «немедленно начать переговоры о разделе и переструктурировании внешнего долга бывшего Союза ССР». Вот – авторы декларации уже называют его бывшим, без иллюзий. И говорят о том, что впоследствии и произошло, – на определенных условиях основные обязательства перед внешним миром Россия могла бы взять на себя. Условия позднее были определены – и очень важные: вывод ядерного оружия из Украины и Белоруссии, переход всего зарубежного имущества СССР России и место в Совбезе ООН.

Важная тема, обсужденная заранее, – возможность свободного передвижения людей через границы республик. Никто тогда об этом не думал, а проблема назревала: «Прежде всего, это судьба десятков миллионов людей, живущих за пределами своих национальных государств. Необходимо обеспечить добровольную и планомерную (с привлечением западной помощи) их репатриацию и безусловную защиту жизненных интересов. В лимите миграции мы предлагаем руководствоваться испытанным в демократических обществах принципом права людей на свободный выезд из страны и право государства на регулирование въезда в него». Две предсказанные проблемы в одном флаконе: русские за рубежом и мигранты в России.

Эти же идеи, как свидетельствует Сергей Васильев, Гайдар изложил в специальной записке на имя Бориса Ельцина. Он перевернул конструкцию Григория Явлинского: вместо «экономический союз – политический суверенитет» – «политический союз – экономический суверенитет». Эта модель мало что меняла в перспективах СССР, его бы все равно не стало в прежнем виде – большого единого государства-империи. А вот перспективы конфедерации, ее состава, степень политической близости – все это рисовалось еще в совсем не ясном свете.


В конце сентября Ельцин дал поручение группе Гайдара готовить план российских реформ без оглядки на другие республики и упоминавшийся в Альпбахской декларации «надреспубликанский» орган. Это важный момент в истории реформ. Мотивация Гайдара была простая – он спасает страну. Бескомпромиссная вера в себя и в свою миссию. Мария Аркадьевна Стругацкая, жена Гайдара, говорила, что еще при Горбачеве ее муж пропадал на правительственных рабочих дачах неделями («Я вышла замуж за Петю», сына Егора от первого брака, – шутила она): Егор надеялся на то, что страну спасет Горбачев. «Спасать страну можно с тем, кто у власти, – объясняла безжалостную логику своего мужа Мария Аркадьевна, – а Егору было понятно, что у власти – Ельцин».

Если угодно, впоследствии Ельцин использовал Гайдара. Но и Гайдар использовал Ельцина.

Хотя по-прежнему еще ничего не было ясно. У Бориса Николаевича были свои планы на близких ему по внутреннему «партийно-директорскому» устройству Юрия Скокова и Олега Лобова. Горбачев надеялся на Явлинского. Возможно, думал о Явлинском и Ельцин, но как можно было привлекать к работе над российскими реформами экономиста и чиновника, который занимался формированием как раз того самого «надреспубликанского» органа и, по сути дела, был фактическим премьером воображаемого нового союза? Впрочем, теоретически его можно было «увести» у Горбачева.

В сентябре никто ничего не обещал Гайдару. Высоко котировались ставки его коллеги Александра Шохина. Во всяком случае, даже тогда, когда несколько позже сформировалась модель реформаторского кабинета министров – Ельцин, используя свою харизму, берет на себя роль главы правительства, Бурбулис как главный распорядитель и администратор – первый вице-премьер, плюс два равных вице-премьера, Гайдар по экономике и финансам, Шохин по социальной сфере, – трудно было сказать, кто главнее. Но лидер у реформ всегда один. И имя у реформ в итоге одно – гайдаровские.

В то же самое время группа министра экономики РСФСР Евгения Сабурова продолжала свою работу над еще одной экономической программой. Вскоре, когда Россия уже пойдет по пути реализации реформ без Союза, будет считаться, что Сабуров – еще один кандидат на пост премьер-министра, хотя Ельцин едва ли рассматривал всерьез его кандидатуру. Осенью 1991-го планировалось скрещивание программных документов – Евгения Сабурова (от имени «Гражданского союза», объединившего лоббистов-производственников – о них и их роли еще пойдет речь) и Юрия Яременко (от имени Института народно-хозяйственного прогнозирования). Акцент в программе делался на отраслях-локомотивах, что в условиях развала хозяйства, конечно, было технократической утопией. Вряд ли Ельцину все это было интересно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Либерал.RU

XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Возвратный тоталитаризм. Том 1
Возвратный тоталитаризм. Том 1

Почему в России не получилась демократия и обществу не удалось установить контроль над властными элитами? Статьи Л. Гудкова, вошедшие в книгу «Возвратный тоталитаризм», объединены поисками ответа на этот фундаментальный вопрос. Для того, чтобы выявить причины, которые не дают стране освободиться от тоталитарного прошлого, автор рассматривает множество факторов, формирующих массовое сознание. Традиции государственного насилия, массовый аморализм (или – мораль приспособленчества), воспроизводство имперского и милитаристского «исторического сознания», импульсы контрмодернизации – вот неполный список проблем, попадающих в поле зрения Л. Гудкова. Опираясь на многочисленные материалы исследований, которые ведет Левада-Центр с конца 1980-х годов, автор предлагает теоретические схемы и аналитические конструкции, которые отвечают реальной общественно-политической ситуации. Статьи, из которых составлена книга, написаны в период с 2009 по 2019 год и отражают динамику изменений в российском массовом сознании за последнее десятилетие. «Возвратный тоталитаризм» – это естественное продолжение работы, начатой автором в книгах «Негативная идентичность» (2004) и «Абортивная модернизация» (2011). Лев Гудков – социолог, доктор философских наук, научный руководитель Левада-Центра, главный редактор журнала «Вестник общественного мнения».

Лев Дмитриевич Гудков

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное