При всем обилии программ, как подчеркивал Сергей Васильев, «ни одна другая группа экономистов не смогла предложить никакой конструктивной непротиворечивой программы». И эта группа была сыгранной минимум за 10 лет командой. Вот что еще важно – ни в одной другой науке не было сообщества, системно занимавшегося восполнением пробелов в знаниях, изучением реальной, а не воображаемой или описанной в XIX веке экономики и системно строившего программу преобразований. Философы, даже лучшие из них, так и не вышли за пределы марксизма. Юристы не сделали ни одного шага на пути проектирования возможных преобразований. Когда этот сюжет обсуждают с Анатолием Чубайсом, он начинает заметно нервничать и злиться и просит назвать не то что группу, а фигуру из числа интеллектуалов, которые бы понимали, как должны развиваться государство и общество, с какими вызовами они могли бы столкнуться. Аргумент, что во времена СССР этим заняться никому и в голову не приходило, не принимается: «Но мы же это сделали!»
В этом есть своя правда. Не говоря уже о том, что, если бы было серьезное оппонирование на уровне команды Гайдара, можно было избежать каких-то ошибок или ненужных компромиссов. Но оппонирования на том уровне аргументации, с которым работала группа 15-й дачи, не было.
Васильев приводит и еще один, несколько неожиданный, но серьезный аргумент: «Более того, на короткий период команда Гайдара даже получила то превосходство над своими политическими противниками, что никто из них не мог понять язык, на котором была сформулирована предложенная политика, и, соответственно, саму ее суть».
Никита Масленников так рассуждает о причинах выбора Ельциным именно Гайдара: во-первых, ставка только на Россию, а не на Союз отсекала многих претендентов, во-вторых, когда Борис Николаевич понял, до какой степени тяжелое время и непопулярные меры предстоят, он предпочел назначить на ответственные посты тех, кого… не жалко. Не своих. Но и тех, кто сделает дело, а не будет бегать к нему и без конца ныть.
Возможно, эта мотивация и присутствовала. Команда камикадзе для Ельцина была чем-то вроде воздушного шара, с которого, чтобы он летел, время от времени придется сбрасывать какой-то груз. Именно груз, а не балласт. Но что делать – политические компромиссы были неизбежны.
24 сентября Бурбулис полетел к Ельцину в Сочи с разъяснениями, что, собственно, придумала команда Гайдара и почему нужно согласиться с той логикой реформ, которые предлагал Егор и его люди. Считается, что именно тогда он передал Борису Николаевичу документ под названием «Стратегия России в переходный период» («Меморандум Бурбулиса»).
Российскому президенту не очень нравился радикализм предлагаемой дорожной карты, но «Меморандум» среди прочего разъяснял президенту, на что ему имеет смысл потратить свою харизму, – провести реальные реформы в рамках России или дожидаться того, что его авторитет будет распылен сам по себе, а на смену демократическому президенту придут консервативные силы. Обладавшему мощной политической интуицией Ельцину этот способ отношений с действительностью в условиях чрезвычайной ситуации, что, возможно, не слишком хорошо было видно из Сочи, где российский президент взял паузу в действиях, был понятен.
«Меморандум Бурбулиса» не случайно был секретным документом. Несмотря на то что все постояльцы 15-й дачи считали, что августовский путч покончил с СССР, союзного центра – дееспособного и управляющего – больше нет и их позиция была известна, в то время столь открыто в публичном пространстве говорить о самостоятельном движении России в будущее не было принято. Шли попытки спасти конструкцию Союзного договора хотя бы между основной частью республик, и формально Ельцин поддерживал эти шаги. Скорее всего, и неформально. Едва ли в то время он сам для себя решил окончательно, что и как будет делать в ближайшее время – и в политическом, и в экономическом смысле. «Меморандум» заставил Бориса Николаевича сделать то, чего ему, судя по всему, не очень хотелось, – двинуться уже в какую-нибудь сторону. А он все ждал, думал, откладывал момент, когда нужно было на что-то решиться – после августа в Юрмале и сентября в Сочи.
«Стратегия», по сути дела, стала развитием идей Альпбахской декларации. Заостренность аргументации и бескомпромиссность формулировок наотмашь отличали этот документ от любых других. Среди прочего там содержался и политологический анализ, причем очень нестандартный. Республики, писали авторы, больше не воюют с федеральным центром, а используют его по ходу развала СССР. Сам же центр в экономическом смысле перераспределяет между республиками не что иное, как ресурсы России: «Установив контроль над собственностью на своей территории, они стремятся через союзные органы перераспределять в свою пользу собственность и ресурсы России». Единственный возможный путь – свой собственный, с полноценными государственными структурами независимой страны.