Читаем Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара полностью

При всем обилии программ, как подчеркивал Сергей Васильев, «ни одна другая группа экономистов не смогла предложить никакой конструктивной непротиворечивой программы». И эта группа была сыгранной минимум за 10 лет командой. Вот что еще важно – ни в одной другой науке не было сообщества, системно занимавшегося восполнением пробелов в знаниях, изучением реальной, а не воображаемой или описанной в XIX веке экономики и системно строившего программу преобразований. Философы, даже лучшие из них, так и не вышли за пределы марксизма. Юристы не сделали ни одного шага на пути проектирования возможных преобразований. Когда этот сюжет обсуждают с Анатолием Чубайсом, он начинает заметно нервничать и злиться и просит назвать не то что группу, а фигуру из числа интеллектуалов, которые бы понимали, как должны развиваться государство и общество, с какими вызовами они могли бы столкнуться. Аргумент, что во времена СССР этим заняться никому и в голову не приходило, не принимается: «Но мы же это сделали!»

В этом есть своя правда. Не говоря уже о том, что, если бы было серьезное оппонирование на уровне команды Гайдара, можно было избежать каких-то ошибок или ненужных компромиссов. Но оппонирования на том уровне аргументации, с которым работала группа 15-й дачи, не было.

Васильев приводит и еще один, несколько неожиданный, но серьезный аргумент: «Более того, на короткий период команда Гайдара даже получила то превосходство над своими политическими противниками, что никто из них не мог понять язык, на котором была сформулирована предложенная политика, и, соответственно, саму ее суть».

Никита Масленников так рассуждает о причинах выбора Ельциным именно Гайдара: во-первых, ставка только на Россию, а не на Союз отсекала многих претендентов, во-вторых, когда Борис Николаевич понял, до какой степени тяжелое время и непопулярные меры предстоят, он предпочел назначить на ответственные посты тех, кого… не жалко. Не своих. Но и тех, кто сделает дело, а не будет бегать к нему и без конца ныть.

Возможно, эта мотивация и присутствовала. Команда камикадзе для Ельцина была чем-то вроде воздушного шара, с которого, чтобы он летел, время от времени придется сбрасывать какой-то груз. Именно груз, а не балласт. Но что делать – политические компромиссы были неизбежны.

24 сентября Бурбулис полетел к Ельцину в Сочи с разъяснениями, что, собственно, придумала команда Гайдара и почему нужно согласиться с той логикой реформ, которые предлагал Егор и его люди. Считается, что именно тогда он передал Борису Николаевичу документ под названием «Стратегия России в переходный период» («Меморандум Бурбулиса»).

Российскому президенту не очень нравился радикализм предлагаемой дорожной карты, но «Меморандум» среди прочего разъяснял президенту, на что ему имеет смысл потратить свою харизму, – провести реальные реформы в рамках России или дожидаться того, что его авторитет будет распылен сам по себе, а на смену демократическому президенту придут консервативные силы. Обладавшему мощной политической интуицией Ельцину этот способ отношений с действительностью в условиях чрезвычайной ситуации, что, возможно, не слишком хорошо было видно из Сочи, где российский президент взял паузу в действиях, был понятен.

«Меморандум Бурбулиса» не случайно был секретным документом. Несмотря на то что все постояльцы 15-й дачи считали, что августовский путч покончил с СССР, союзного центра – дееспособного и управляющего – больше нет и их позиция была известна, в то время столь открыто в публичном пространстве говорить о самостоятельном движении России в будущее не было принято. Шли попытки спасти конструкцию Союзного договора хотя бы между основной частью республик, и формально Ельцин поддерживал эти шаги. Скорее всего, и неформально. Едва ли в то время он сам для себя решил окончательно, что и как будет делать в ближайшее время – и в политическом, и в экономическом смысле. «Меморандум» заставил Бориса Николаевича сделать то, чего ему, судя по всему, не очень хотелось, – двинуться уже в какую-нибудь сторону. А он все ждал, думал, откладывал момент, когда нужно было на что-то решиться – после августа в Юрмале и сентября в Сочи.

«Стратегия», по сути дела, стала развитием идей Альпбахской декларации. Заостренность аргументации и бескомпромиссность формулировок наотмашь отличали этот документ от любых других. Среди прочего там содержался и политологический анализ, причем очень нестандартный. Республики, писали авторы, больше не воюют с федеральным центром, а используют его по ходу развала СССР. Сам же центр в экономическом смысле перераспределяет между республиками не что иное, как ресурсы России: «Установив контроль над собственностью на своей территории, они стремятся через союзные органы перераспределять в свою пользу собственность и ресурсы России». Единственный возможный путь – свой собственный, с полноценными государственными структурами независимой страны.

Перейти на страницу:

Все книги серии Либерал.RU

XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Возвратный тоталитаризм. Том 1
Возвратный тоталитаризм. Том 1

Почему в России не получилась демократия и обществу не удалось установить контроль над властными элитами? Статьи Л. Гудкова, вошедшие в книгу «Возвратный тоталитаризм», объединены поисками ответа на этот фундаментальный вопрос. Для того, чтобы выявить причины, которые не дают стране освободиться от тоталитарного прошлого, автор рассматривает множество факторов, формирующих массовое сознание. Традиции государственного насилия, массовый аморализм (или – мораль приспособленчества), воспроизводство имперского и милитаристского «исторического сознания», импульсы контрмодернизации – вот неполный список проблем, попадающих в поле зрения Л. Гудкова. Опираясь на многочисленные материалы исследований, которые ведет Левада-Центр с конца 1980-х годов, автор предлагает теоретические схемы и аналитические конструкции, которые отвечают реальной общественно-политической ситуации. Статьи, из которых составлена книга, написаны в период с 2009 по 2019 год и отражают динамику изменений в российском массовом сознании за последнее десятилетие. «Возвратный тоталитаризм» – это естественное продолжение работы, начатой автором в книгах «Негативная идентичность» (2004) и «Абортивная модернизация» (2011). Лев Гудков – социолог, доктор философских наук, научный руководитель Левада-Центра, главный редактор журнала «Вестник общественного мнения».

Лев Дмитриевич Гудков

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное