Эльза Диттишем глубоко вздохнула.
– Эти двое! – презрительно бросила она. – Филипп всегда был глупцом, а Мередит вечно топтался возле Каролины… такой милый… Но из их отчетов вы не поймете, как все было в действительности.
Наблюдая за ней, Пуаро заметил, как оживают глаза, как пробуждается спавшая мертвым сном женщина.
– Хотите узнать правду? – спросила она быстро и с чувством. – Нет, не для публикации. Только для себя…
– Без вашего согласия ничто опубликовано не будет.
– Я хотела бы написать правду. – Эльза Диттишем помолчала с минуту, обдумывая что-то. Жесткая гладь ее щек смягчилась и потеплела. Прошлое позвало, и жизнь хлынула в нее освежающим потоком. – Вернуться назад… все описать, показать, какой она была… – Глаза ее вспыхнули, грудь заволновалась. – Она убила его. Убила Эмиаса. Человека, который хотел жить и наслаждаться жизнью. Ненависть не должна быть сильнее любви, но ее ненависть была сильнее. Как и моя к ней. Ненавижу ее… ненавижу… ненавижу…
Она подошла к Пуаро. Наклонилась, вцепилась пальцами в рукав.
– Вы должны знать… должны понять, что мы чувствовали. Мы, Эмиас и я. Сейчас я покажу вам кое-что.
Она вихрем пронеслась по комнате. Открыла замок, выдвинула ящик стола, вернулась, держа в руке мятый конверт с выцветшими чернилами, и бросила его на колени Пуаро. А он вдруг вспомнил трогательный момент, когда знакомая девочка точно так же сунула ему в руки одно из своих сокровищ, подобранную на берегу и ревностно оберегаемую морскую раковину. Точно так же та девочка отступила потом и наблюдала за ним, не сводя глаз. Гордая, испуганная, с волнением ждущая, как будет принят ее дар.
Пуаро развернул пожелтевшие страницы.
Эльза, чудесное дитя! Не было на свете ничего прекраснее. И все же я боюсь – я уже не молод, у меня ужасный характер, и мне не свойственно постоянство. Не верь мне, не верь в меня – я человек дурной – ни в чем, кроме моей работы. Все мое лучшее – в ней. И не говори потом, что я не предупреждал тебя.
К чертям, любимая, – ты все равно будешь моей. Ради тебя я пойду в ад, и ты это знаешь. Я напишу твой портрет, и весь этот тупоголовый мир ахнет от восторга и замрет! С ума схожу по тебе – спать не могу и есть не могу. Эльза, Эльза, Эльза… Я твой навек – до самой смерти. Эмиас.
Шестнадцать лет прошло. Выцвели чернила, смялась бумага. Но слова жили, дышали, вибрировали…
Пуаро посмотрел на женщину, для которой они были написаны.
Но теперь перед ним была не женщина, а юная, влюбленная девушка.
И он снова подумал о Джульетте.
Глава 9
Четвертый поросенок ничего не получил
– Можно спросить зачем, месье Пуаро?
Эркюль Пуаро ответил не сразу. Со сморщенного, сухощавого лица за ним наблюдала пара серых проницательных глаз.
Поднявшись на верхний этаж скромного, без архитектурных украшений здания, он постучал в дверь с номером 584. Компания «Гиллеспи билдингс» появилась на свет именно для того, чтобы обеспечивать скромным жильем работающих женщин.
Здесь, в крохотной каморке, обитала мисс Сесилия Уильямс. Комната служила ей и спальней, и гостиной, и столовой, и, благодаря наличию газовой горелки, кухней; в закутке по соседству помещалась ванна размером в четверть обычной длины и сопутствующие удобства.
И тем не менее даже это скромное жилище несло на себе стараниями хозяйки отпечаток ее личности. На выкрашенных неброской бледно-серой краской стенах висели несколько репродукций: Данте, встречающий Беатриче на мосту, и картина с изображением, как описал ее однажды некий ребенок, «слепой девочки, сидящей на апельсине, и названной – уж не знаю почему – „Надежда“». Были еще две акварели с видами Венеции и выполненная сепией копия боттичеллиевской «Весны». На низеньком комоде расположилась коллекция выцветших фотографий, в большинстве своем, судя по стилю причесок, двадцати-тридцатилетней давности. На полу лежал протертый до дыр квадратный ковер, мебель тоже оставляла желать лучшего.
С первого взгляда было ясно, что Сесилия Уильямс живет на грани бедности. Богатством здесь не пахло. Этот поросенок не получил ничего.
– Вам нужны мои воспоминания о деле Крейл? – резким, требовательным тоном повторила хозяйка. – Можно узнать, зачем?
Друзья и коллеги детектива не раз отмечали – особенно в те минуты, когда он доводил их до бешенства, – что Эркюль Пуаро предпочитает ложь правде и скорее достигнет цели посредством хитроумно сконструированной фальсификации, чем доверится простой и ясной прямоте.