Пять синхронных срезов (механизм разрушения). Книга вторая

Сначала я смотрю, кто написал эту статью: Московская ветеринарная академия; две фамилии: преподаватель, со всеми регалиями (не помню сейчас, кто это был), ниже – Зуев, студент. Я мигом вспоминаю разбирание его на комитете; какой молодец, вывернулся, выправился! Послушался меня, стал каждый день ходить в анатомичку! Теперь в журнале печатается! Иду к бригадиру 6-ой бригады Розе Хмелёвой, они из одной группы; радуюсь: «Смотри, какой Зуев молодец! В зверосовхозе «Хакасском» Красноярского края на практике был, это дипломная работа его, да?!» Роза морщится: он почему-то противный был. И я замолкаю, а то собралась рассказать, как мы его на комитете разбирали…

* * *

К Нине приезжают в гости друзья-казахи, брат с сестрой: Минхан и Сауле. Они когда-то учились все вместе в Яхромском совхозе-техникуме. Мы пьём полезный экзотический алкогольный напиток кумыс в немного лишних количествах, долго и приятно беседуем. Потом Нина хвастается, что Минхан сделал ей предложение; она пока никак не отвечает. На мой примитивный вкус, лучше бы она сразу отказала: нам с Наташкой приходится занимать её гостей – сама же «невеста» находится непонятно где. На всякий случай у Исмата теперь ещё одно имя – Миша. Я совершенно через силу делаю вид, что мне тоже интересно смотреть «Сталкера», коль скоро Сауле совершенно не хочет одна ехать в кино.

Кому-то, может быть, и интересно, кто-то делает такой вид, но я не понимаю и не люблю фантастику, делать вид мне ни к чему; никогда не читаю. (Но из любопытства – а что там пишут – однажды я всё-таки открыла Рэя Брэдбери «451ОС по Фаренгейту». Как открыла, так и закрыла.) Убито полдня; я не привыкла так тратить время: только в очереди в кассу в кинотеатре «Россия» и рядом с ним мы провели много-много часов. А где Яна? А?!

Единственное, что заставляет меня мотаться по жаркой душной Москве с Сауле – это долг дружбы перед соседкой по комнате. Но где в таком случае Ирка Янкина?!

Апрель

Мы с Наташей на втором этаже ЦУМа: она наклонилась над витриной низко-низко и что-то внимательно рассматривает: не взяла с собой очки. Я не мешаю Наташе и нисколько не тороплю её; отошла в сторонку. Едва я ненадолго отвела взор, как мизансцена разительно переменилась: откуда ни возьмись, появился Сергей Суханов из второй группы; он, наоборот, не видит меня, но видит Наташу и очень радуется этому – стучит по спине Наташи, по её светло-зелёному пальто своей лапой: мол, привет; давно не виделись! Я это прекрасно вижу. Потом она мне сказала: «Тань, я не могла разогнуться, я подумала: вот всё, смерть моя за мной пришла…» Я стараюсь не смеяться, отворачиваюсь.

Суханов Сергей, конечно, небывалая личность. Однажды он купил нам по пирожному, когда мы вчетвером после обеда сидели в «диете» за самым первым столом и не расходились, а просто болтали: я, Наташи обе и Ольга. Кого это из нас четверых он выделил?! Наверное, Чупу! Потому что на физре, в спортзале, где все мы одеты минимально, она привязалась ко мне: «Тань, смотри, какой Суханов страшный, настоящая обезьяна…» Но он мне абсолютно ничего плохого не сделал, и поэтому я не могу разделить этого мнения, в его внешности я не вижу ничего плохого. Отхожу незаметно и слышу, как она другим объясняет: «…девчонки, смотрите, смотрите, какой Суханов… орангутанг…»

Что плохого он Ольге сделал?! Пирожным угостил. Конечно, это ужасно!

(Я была абсолютно уверена, что прекрасно помню, как зовут Суханова. Но как дошло до дела – написать – откуда ни возьмись, появились варианты; Лёша; Саша; Вовка. Была просто уверена, что Лёшка, я прекрасно его помню. Но решила уточнить у Тани; гуляли с сыном по лесу, и я отправила ей эсэмэску. Не доставлено. Через час: доставлено. Тут же ответ: Сергей. Как видите, я была недалека от истины.)

* * *

Слух этот едва достигает нашего слуха, как сразу же и материализуется: ремонт общежитий, посвящённый Олимпиаде, бежит за нами по пятам, мы от него не успеваем ускользать. Наше общежитие опять выселяется. После ремонта во время Олимпиады в первом общежитии, говорят, будут жить шофёры автобусов, которые приедут в Москву со всей страны. Я снимаю с двери табличку, на ней номер комнаты и нас, четырёх жильцов, чертёжным шрифтом старательно и красиво синим и красным фломастерами написанные Ириной Янкиной, четыре фамилии. Четырьмя кнопками я прикреплю табличку на столб, поддерживающий потолочное перекрытие в музее К.И. Скрябина – очередном нашем жилище. Это будет означать, я надеюсь, что в этом углу живём именно мы. Все находят это очень остроумным; но такой цели я не ставила.

В апреле в Москве тепло, а в мае – уже лето. Мы переезжали в клинический корпус на очередное наше постоянное место жительства, я так помню, по теплу. На второй этаж ведёт очень широкая важная красивая лестница. Запах животных при входе в клинический корпус нам заметен лишь в первый день, затем он исчезает. Мы серьёзные сельскохозяйственные люди, настоящие будущие главные зоотехники. Мне очень жаль, что сегодня наша страна в нас совсем не нуждается.