Пять синхронных срезов (механизм разрушения). Книга вторая

Татьяна Васильевна однажды задала нам такую задачу. Встретились трое приятелей, один из них видит, что у двоих его товарищей вымазаны в саже лбы, и начинает смеяться над ними. Вдруг он замечает, что каждый из них тоже смеётся, и догадывается, что и у него лоб в саже, и перестаёт смеяться. Как он рассуждал? Там одновременно и просто и сложно; если каждый его друг смотрит на двух своих товарищей… Если бы у него у самого лоб был чистый, то тогда третьему товарищу было бы не над кем смеяться…

Короче, неважно; я легко понимаю, что собравшись вдвоём, девчонки с удовольствием и подолгу, то же самое объясняют друг другу: разве со мной можно дружить-разговаривать?! Я не расстроилась, помню, нисколько от своего математического открытия: мне много друзей не надо; Наташа есть – и хватит!

Я вдруг вспоминаю, как в прошлом году, в учхозе Таня стала дружить с Валей Куренной; Куренная мне хвасталась, наши кровати в большой комнате стояли рядом: мы с Таней сёстры, кровные, мы порезались! Она и в самом деле показывает крестик, несильно процарапанный на её нежном запястье. Давай с тобой тоже порежемся, предлагает мне Валентина… Но я просто отшатываюсь от Куренной и от её предложения дружить. «Кавказский кровь горяч – обязательно резаться», – думаю я о странности незнакомых мне обычаев.

До сих пор всё притираемся друг ко другу, уже почти два года; сколько можно! много разлада внесла в нашу жизнь эта небывалая сложная Московская Олимпиада! Вот, например, сейчас мы все живём в музее Скрябина. Таню точно помню, помню её в ярко-красном японском плаще «Три слона», непередаваемо красивом. А Валя где жила?! Скорее всего, тоже в музее Скрябина, в самом центре; нас сгребли в этот музей целыми комнатами; у правой стены жили первокурсницы, две или три комнаты.

И я постепенно, незаметно – надеюсь – необидно, дистанцируюсь-отодвигаюсь: не иду с ними лишний раз в кино, отказываюсь играть с Таней в бадминтон на газоне прямо под окнами клинического корпуса, уж тем более просто так походить-погулять по парку, как было принято. Мы по парку просто так никогда не гуляли: пробежать свои 10 км с Леной Рассказовой или одной – пожалуйста!

А летом каждый выходной в парке Кузьминки, на “пятачке”, где сходятся все дорожки, кто-нибудь обязательно играет на аккордеоне и – вальс, вальс, вальс! Мы с Наташей однажды мимо проходили, видели. Да как много людей собирается! Они стоят группками, все веселы, знакомы, все приветливо улыбаются друг другу. «А почему вас в прошлый выходной не было!» «Да мы уезжали!..» Какие красивые у женщин причёски, как плавно-волнисто забраны волосы, как в послевоенных фильмах или на фотографиях. Мы очень удивились!

Старинные люди! Я вижу, что женщины старше моей мамы примерно лет на десять, и вспоминаю, что мама молодая носила точно такую же причёску, когда работала завучем педучилища в Нарьян-Маре.

* * *

В академии жизнь перед Олимпиадой устроена так, что всем глубоко безразлична и наша сессия, и мы сами. Важна только Олимпиада. Приглашают желающих на каникулах “работать на Олимпиаде”. Как мне ни удивительно, Наташа Григорьева соглашается, хотя мне всё время казалось, что она при малейшей возможности просто рвётся домой. С Таней Костиной из второй группы они проходят небольшой курс обучения для работы в камере хранения. Нет, я не хочу ни-че-го вместо каникул. Мне нужны до зарезу только сами каникулы.

Вспоминаю, как мы жили в музее Скрябина, и прихожу к выводу, что такие трудности могли быть уготованы нам только на сессию. Готовить совершенно негде. Теперь ближайшая к нам студенческая столовая находится у входа в парк «Кузьминки». Самый первый экзамен, наполовину досрочный, физиология. Те, кто записался в строительную бригаду, и участвуют в ремонте шестого общежития, досрочно сдают облегченный вариант этого экзамена. В основном ребята. Затем мы тоже сдаём этот экзамен.

Но не все удачно. Я вижу в коридоре на кафедре физиологии новенькую, москвичку Свету Шахназарову из третьей группы: она рассказывает мне, как неудачно сдавала экзамен: захотела поскорей (у неё дома маленькая дочка) и пошла к строгому преподавателю, к которому не было желающих отвечать. Эту двойку она никак не может теперь пересдать и забирает документы из академии. Света смотрит на меня непередаваемо грустно, тяжело вздыхает: никогда не надо спешить… Успела бы… Сдала бы, все сдали. А теперь вот… А ты сдала? – спрашивает она у меня без имени; Света не знает меня. Да. Сдала. На пять. Но я ей не говорю, что на пять; просто сдала. Тихо отхожу в сторону, меня давно ждёт Роза; мы с ней вместе быстро куда-то идём.

Однажды я встречаю рядом с первым общежитием Ирку Злобину из второй группы. Она меня спрашивает:

– Как сессию сдаёшь?

Какой-то вопрос… неожиданный, чтобы не сказать неуместный. Всё же отвечаю, как сессию сдаю: хорошо. Все пятёрки.

Ирка кивает мне поощрительно:

– В люди выбиваешься!