Как хорошо учиться в нашей академии! Ирка Злобина перестаёт за таким диалогом существовать для меня, но я этого даже не замечаю: сколько вокруг умных хороших людей остаётся для общения и для дружбы и для… ссор!
Из бывшего музея Скрябина есть ещё один выход в какую-то комнату, которая постоянно интересует не то сотрудников, не то студентов ветфака. Во всяком случае, это люди в белых халатах. Они испуганно закрывают нашу дверь и идут куда-то консультироваться: как это, там вообще девушки живут; а как же пройти?! Затем приходят второй раз, очень долго вежливо стучатся, мы уже сто раз кричим им, чтоб заходили; немного стесняясь, проходят ненадолго в таинственную комнату. Оттуда они всякий раз что-то непонятное выносят.
От нечего делать мы внимательно за всем этим наблюдаем.
Через некоторое время всё повторяется в точности. Особенно нас забавляло и веселило резкое, с громким грохотом, испуганное закрывание двери; словно через прозрачное стекло, мы видим, как человек озадаченно разглядывает нашу самую обыкновенную чистую белую дверь. Но на ней совершенно ничего не написано! Тогда кто-то из нас проговаривает задумчиво: пока все не узнают, что в музее живут, так и будут заходить без стука.
Всё Олимпиада!
В нашу московскую библиотеку мы с Наташей старались ездить на автобусе вместе, и было это – собраться и поехать – почему-то проблематично, мы долго и старательно выбирали для этого время. Зато уж когда выбрали, то поездка эта превращалась в приятнейшую прогулку. Однажды мы не спеша выходим из районной библиотеки, не спеша идём на конечную остановку 143-го автобуса, заходим в пустой автобус и усаживаемся удобненько на первом сидении. Мы устали спешить, бегать, везде опаздывать; как неожиданно мы отдыхаем. Уже вечер, в салоне горит свет; водитель, он спокойный, вальяжный, пожилой, говорит нам: минут через 10 поеду, успеете ещё сходить, девочки, мороженое купить. Но мы отказываемся, мы просто сидим-отдыхаем, даже ни о чём не говорим, наверное. Наконец он заводит мотор, в лампочках почти до нуля падает накал, потом, как ни в чём не бывало, восстанавливается, они светят даже ещё ярче, весело-весело! Старт! Я неожиданно для себя тихонько проговариваю знакомые слова:
–..Пусковой ток, лампы тухнут…
Водитель удивлённо поворачивается к окошку: что девчонки знают, про пусковой ток… Наташа смеётся почему-то: да всё, нет у нас больше электрификации, всё! Сдали! Хотя не сдали ещё, но занятий, и правда, больше нет, и мне кажется, она как-то странно торопится, спешит откреститься от этого предмета. Я ещё не знаю, что староста пятой (!) группы не допустит меня на зачёт по электрификации.
С верхотуры, с тридцатого этажа, я спускаюсь по лестнице пешком.
Как меня занесло так высоко?! О! я же не одна там была – весь курс, скорее всего частями, работал на строительстве одного из корпусов высотной гостиницы в Измайлово, которую так и назвали: «Измайловская». Что-то мы там поделали, не сказать, чтобы уж так перетрудились, много толку не дали, и вскоре нас отпустили. А лифт включат через час, подождите, спускаться пешком трудно, предупреждают нас строители. Но я так не думаю; как-то раз я спускалась пешком с девятого этажа: к девчонкам за чем-то приходила. Три раза по девять – я решаю, что это пустяк, и зову кого-нибудь составить мне компанию, но ни один человек не соглашается, все предпочитают подождать лифт.
Стены в будущей гостинице очень красиво отделаны, но лестница вся в строительной пыли и грязи, перила ещё непонятно какие, везде козлы и доски, белые полуразломанные и полусжатые вёдра; я уже стала опасаться, что мой путь будет где-нибудь перегорожен, и я окажусь в западне! Не успеют к Олимпиаде, сокрушаюсь я, как будто всё это на мне висит, ещё очень много работы, а Олимпиада же скоро уже начнётся! Но я почему-то не помню точно, когда именно.
Я как-то сразу же устала; если встречаюсь с кем-нибудь, то все выказывают мне своё явное неудовольствие и велят идти обратно: скоро включат лифт, перед обеденным перерывом.
Но обратно уж я точно не пойду.
Иду и думаю, почему так трудно спускаться, почему я так устала; я совсем не на это рассчитывала, отправляясь в столь необычный путь. Стараюсь не считать этажи, но они считаются сами собой. Долго-долго шла, а всего-навсего 17-й этаж, и мной начинает овладевать отчаяние. Неужели когда-нибудь будет, например, 7-ой?! Незаметно для себя я уже легонько держусь за непонятно какие, недоделанные перила. С трудом, кое-как, но всё же я добралась, конечно, до первого этажа. Наши столпились в будущем холле шикарной гостиницы и внимательно на меня смотрят, как я выдираюсь из последней баррикады из ведёр и каких-то досок; вся пыльная, да просто грязная! Ну и как я теперь, всем интересно, по Москве поеду?!