Пять синхронных срезов (механизм разрушения). Книга вторая

– Обожглась, что ли, – спрашивает Доха; интонация показная, заботливая, но она сразу не отвечает. – Антонина?!

– С вашими блинами, – хитровански улыбается нам Антонина.

Вчетвером едим невкусные, тёмно-коричневые, почти пригоревшие, но съедобные, конечно, блины, ещё немного разговариваем и уезжаем.

Получаю от Нади письмо: «Таня, милая, не вздумай переводиться в Иркутск! Успеешь ещё вернуться в Сибирь…» Я с усилием пытаюсь понять, почему Надя мне так странно пишет. Вспомнив, облегчённо вздыхаю: нет, я передумала уезжать в Иркутск.

Но как было всё же противно!..

* * *

На повестке дня теперь гидроизоляция.

На работу ходим в своё общежитие часам к 9-10, после завтрака. Немного поработаем – на обед! Быстро не так важно, как важно всё сделать качественно. Мы должны замазывать в наших маленьких душиках жёлтой водоотталкивающей пастой чёрные швы между кафельными плитками, посаженными на цемент. На белые плиточки жёлтая паста не должна заходить. Есть три способа выполнить эту олимпийскую задачу: выполнять работу аккуратнейше, такими маленькими кисточками, или намазывать слой быстро и щедро, а затем срезать лишнее с плитки бритвой, или стирать тряпкой, пока не засохло.

Мы ведём жаркие дискуссии – как лучше, у каждой из нас свой любимый приёмчик. Пищи для ума – хоть отбавляй. Сначала я придерживаюсь одного способа, затем другого, третьего и, наконец, совершенно хладнокровно чередую их. Когда всё сделано, надо идти к Олегу Морошкину – он старшой, у него все ключи от комнат на этаже – чтобы он закрыл комнату. Как хорошо, что он не староста больше в нашей группе! Был более-менее приличный человек, а как доверили ему связку ключей от пустых комнат пустого этажа… Спасайся кто может… Ванькя, тормози лаптем, деревня близко, завтра новый сплетём!

Это бесплатно. Некоторые работают серьёзно, по нарядам, красят белилами рамы, от нас незримо и неуловимо отделяются. Приходит вся замызганная краской, но очень красивая деловая Яна и предостерегает нас, я помню, так: мне мать сказала, вам должны выписать наряды, иначе вас могут обмануть с объёмом работ и с расценками, вы должны знать, сколько примерно заработаете. А мы и не знаем, какова расценка на гидроизоляцию, и неинтересно совсем почему-то. В моей комнате Ирка красит рамы, приглашает меня присоединяться к ней. Но кисточки! Мне кажется, я смогу пройти по проволоке, натянутой между шестым и седьмым общежитиями, но красить этими кисточками я не смогу. Удача заключается в том, чтобы не прокрашивать деревянную раму до самого стекла, а отодвинуться на несколько мм, чтобы не стирать краску потом со стекла! Но я так не считаю. Едва Яна ушла куда-то, я крашу так, как считаю нужным! Чистая красивая яркая белая красочка надёжно и надолго защитит деревянную раму ото всего: от влаги, грязи и пыли, от солнца; наше общежитие не в прошлом году построено, и рамы давно и жестоко страдают от того, что краска изрядно облупилась. Когда теперь будет следующая Олимпиада!..

Ирка возвращается, проверяет мою работу, удивляется мне, что я не хочу заработать, совсем не сердится на меня, а отправляет выполнять гидроизоляцию, если мне это так нравится.

Господи, да не наша ли это будущая комната!!

Фамилия человека, который всё же как-то контролирует нашу вынужденную трудолюбивую деятельность – Теплов, зовут его Александр Васильевич. Я узнала это случайно, я и не видела, что нашу работу кто-то смотрит-проверяет. Он мне говорит, чтобы я по окончании работ отнесла бачок с гидроизоляционной пастой на кафедру нормальной анатомии, скажете, от Теплова, наставляет он меня. Но наши люди так не говорят; наши люди говорят просто: анатомии, а если нужна совсем другая дисциплина и кафедра, тогда говорят: “патанатомия”. Так что это не наш человек. К тому же бачок неприлично тяжёл, чтобы я его куда бы то ни было несла. Товарищ Теплов явно что-то напутал…

* * *

Теперь у нас появилась прекрасная возможность ходить по театрам! Я открываю для себя филиал МХАТа на улице Москвина, 3. Всегда спокойно с билетами. Ставятся спектакли по повестям Валентина Григорьевича Распутина, ни одной не пропускают. Мы идём вверх по Пушкинской, по правой стороне, от самого ЦУМа. Когда уже надоест пересекать улицы, улочки и переулки, у самого бульвара, последней, вправо отходит улица Москвина. Вы скажете – ближе от Пушкинской площади, да и станция метро «Пушкинская» на нашей линии и есть. Но ближе и быстрее ещё не всегда значит лучше. Я не люблю никуда спешить в центре Москвы, я иду медленно, уверенно, я прогуливаюсь. Обязательно кто-нибудь спросит дорогу; я люблю отвечать. Так же, как и мне когда-то, людям надоедает проходить улицы и переулочки:

– Вы не знаете, здесь где-то театр должен быть…