Пять жизней на двоих, с надеждой на продолжение

Надо было что-то противопоставить таким наглым заявлениям, чтобы задранный нос Димке опустить. Или свой тоже задирать и ему соответствовать. Тут-то и всплыли у меня воспоминания о Жучихе, сжигающей бумаги про знатных польских предков. Конечно, гавайские корни в происхождении звучат красивей, но наличие «шляхетских польских» корней ближе и понятней. Главное, что меня сейчас удивляет, как я грамотно подошел к решению проблемы. Засел в читалке Лермонтовской библиотеки, поизучал историю польских мятежей и, теоретически подготовившись, открыл другу свою фамильную тайну, представившись потомком Радзивиллов. Тоже под строжайшим секретом сообщил, что мы по отцу являемся выходцами из семьи великого гетмана литовского. А, значит, и я тоже к этой династии принадлежу. Ну не прямой потомок, а по боковой ветви этого рода. Именно ее обедневшие представители (не смогли откупиться) за участие в восстании оказались высланными в Сибирь. Вот и были вынуждены сменить родную фамилию на русскую и в честь своей исторической родины назвались Литвинцевыми! Все документы, это подтверждающие, прабабкой были сожжены: боялась за дочь и ее потомство. А что? Все достаточно логично. Для Димки прокатило однозначно. А вопроса, почему они вынуждены были фамилию менять, он мне даже не задал. Но в те времена это было и так понятно – многие чего-то боялись и следы путали, как могли.

Димка подумал, подумал и тоже себя объявил шляхетским потомком. Видно, моя презентация затмила гавайские следы. Тем более, что ему для этого фамилии хватило. В дальнейшем в разных компаниях мы с ним так себя и позиционировали. И, приняв на грудь, распевали: «Еще Польска не згинела, кеды мы жиемы! Цо нам обца пшемоц вжела, шаблем одбежены!». Это Димка от брата текст первого куплета притащил, мы его разучили, а любопытным переводили: «Еще Польша не погибла, коли мы живые, все что взято вражьей силой – саблями вернем!» У нас с ним что со слухом, что с голосом проблемы были, и большие, но на романтически настроенных девочек действовало, однако.

И так въелась мне в сознание эта версия, так я с ней сжился, что потом реально расстроился, когда в результате уже серьезного поиска нарисовалась совершенно другая картина. Моя такая красивая и почти грамотно обоснованная семейная легенда – увы! – не имела ничего общего с действительностью. Оказалось, у нас вообще нет польских предков в Сибири, зато русских священников хоть пруд пруди. А ведь довольно долго, хотя и полушутейно, я так себя и подавал: потомок, дескать, Радзивиллов, прошу любить и жаловать. Ну и, конечно, быстро заработал на кафедре прозвище – «потомок дрозофилов». Но им бы все смефуечки – только повод дай.

А вот когда я в Мозыре об этом заикнулся на каком-то из банкетных приемов мэрии, все местные за столом даже встали – и авторитет мой вырос до серых белорусских небес. Может, поэтому-то в меня потом и не стрельнули? Вот к чему может привести произвольная интерпретация непроверенных слухов.

Дедушки и бабушки. Первые итоги генеалогических поисков

На самом деле в реальной жизни все оказалось гораздо интереснее. Со временем я обнаружил, что истинные биографии моих предков отличаются не только от моих детских фантазий, но и от официальных семейных версий.

Например, Геннадий Александрович Фокин – дедушка по материнской линии – хотя и ссылался во всех документах на свое крестьянское происхождение из деревни Займище Большое (Копринская волость, Рыбинский уезд), на самом деле был туда только приписан. Реально он родился в семье зажиточного сыродела, который имел собственное производство в селе Ракоболь Пошехонского уезда Ярославской губернии. И как старший сын по решению отца был отправлен учиться в Демидовский лицей, который и окончил в 1914 г. Это тогда было очень престижно и служило прекрасным началом государственной карьеры. И стоило немалых денег, хотя бы на форму, питание и съем жилья.

По нашей родительской версии для меня и окружающих, после окончания лицея Геннадий ушел добровольцем на фронт и сразу же примкнул к большевикам. На самом же деле он вообще был освобожден от воинской повинности и сразу поступил на службу в окружной суд. Там Фокин успешно продвигался по карьерной лестнице и за два с половиной года дорос до заместителя секретаря уголовного отделения. А в июне 1917 г. указом ярославского губернского комиссара он был вообще назначен мировым судьей Пошехонского уезда. Таким взлетом он уже власти временного правительства был обязан. Взлет был очень крутым, зато не очень долгим, как и время правления Керенского.

Далее следует пятилетний информационный провал. Но судя по фотографии из города Первомайска, в 1922 г. дед уже служит на территории Украины в рядах Рабоче-Крестьянской Красной Армии, и далеко не рядовым бойцом. При этом не первый год ухаживает за Лидией Питч, на которой и женится в начале 1923-го. В 1924 он вроде бы командует округом в Елисаветграде, а в апреле этого года у них там рождается дочь, тоже Лидия. Это и была моя мама.