Пятая мата

Такелаж, запасные троса — это самому в складе осмотреть. Как развидняет да малость обсохнет — ребятишек на рубку виц в черемуховый колок отвести… Потом по дворам побегать, упросить, чтобы картошки ведер двадцать продали — юльских-то кормить надо. В кухарки Петлину, пожалуй… Торговли у ней мало, а хорошие книжки про любовь не стареют…

Не ждал Романов Индукаева в этот час, а он явился с утра пораньше.

Принес старик в мягкую прохладу кабинета горчайший запах самосада и тихую улыбку на желтом скуластом лице.

Тихон давно, с ребячьих пор, завидовал остяку. За семьдесят Гаврилычу, а он до самой-то зимы космачом ходит, и никакая хворь его не берет!

Ремень на правом боку старика, что опоясывал синюю косоворотку, сильно провисал — держал в деревянных ножнах большой охотничий нож. С ножом Индукаев не расставался — обычай, привычка таежного человека.

— A-а, рад видеть! Нет уж, вот сюда, вот сюда, — начальник ринулся из-за стола и не на диване, а рядышком, на стул усадил старого остяка.

— Звали, что ли?

— Еще вчера наказывал, чтобы пришел. Спасибо, что не чураешься.

Индукаев давно уже не работал на сплаве, кормился со старухой разным промыслом: то рыбалкой, то охотой, то ягодами. Но в свободное время мастерски тесал на дому кокоры для лодок, делал весла — этим подрабатывал, да и сплавучасток нередко выручал. Теперь, в войну, это было особенно дорого.

Романов давно припас, а теперь выложил остяку тугую пачку махорки в желтой обертке.

— Бейска?

— Нет, не бийская. Наша, томская, тоже забористая! Я что послал-то за тобой, Гаврилыч… Кабы ты поработал, а? О мате слышал, говоришь?.. То-то и оно, что березу возить. Лодки делать будем, много лодок! Нет ли у тебя кокор в запасе?

— Оннако мал-мала есть, товарища начальник. У меня тамотка с весны ишшо сохнут.

— А греби тесал?

— Оннако и веслишки натесаны. Маленько токо.

— Ну, Гаврилыч, вот такое большое тебе спасибо! Давай работни еще!

— Ланна, ланна, товарища начальник! — остяк ответно маслился широким темным лицом. — Хлеп токо тавай, мой старуха совсем исхутал, старый юпка с прюха патат…

Тихон едва сдерживал смех. Этот Индукаев всегда себе на уме, всегда он подкинет что-нибудь веселенькое… Вот и сейчас лукаво посмеивался своими смородиновыми глазами.

— Договорились, Гаврилыч! Хлеба тебе до рабочей нормы добавим, будет твоей Настасье и новая юбка. Ступай востри топор, а заготовки где хошь выбирай — лесу по берегу много.

Начальник встал и проводил старика до выходной двери конторки. Такое уважение со стороны Тихона остяк особо ценил…

3

В третьем часу дня Романов был возле такелажного склада, где строили лодки. Тут его и нашел сынишка Дарьи Семикиной. Колька уморился от пробежки, дышал тяжело, с перехватом.

— Дядь Тихон, Швора послал…

— Это где ты ему дорогу пересек?

— Вицы дяде Саше плавлю с браткой.

— Ку-уда вам с браткой! Рыбу бы ловили, все матери подмога.

— А на ночь поставим переметы. Ты ж, дядь Тихон, на собрании-то помогать фронту просил. Пионер я…

Начальник отложил кокору, которую смотрел, и встал с новой, еще не осмоленной лодки.

— Ну, раз пионер, тогда конечно… Возите! Только из обласка не вывернитесь. Что наказал Швора?

— Говорит, что буксир идет, дым видать…

— И что же?

— Дядя Саша оказал, что сами догадаетесь.

Романов выпрямился, стал еще выше. Весело прищелкнул пальцами — понял, что значит дым над рекой. Да… Такое не часто выпадает… Как по заказу пароход!

— Ну, Кольша, спасибо! Лети к Шворе, передай, что догадался.

Парнишка убежал. Тихон огляделся. Рядом, на широких козлах, двое мужиков распиливали на доски длинные бревна; толстой веселкой перемешивала в большом котле разогретый вар Соня Заварзина; братья Чудновы: оба без рубах, дочерна загорелые, — бойко стучали молотками по желтому боку почти готовой лодки. Тепло пахло сырым деревом, дымом и варом.

— Иван!

— Аиньки? — весело отозвался один из братьев.

— Кто спросит — я на буксире!

— Капитана сватать?

— Попробую. А вдруг уговорю!

…Дорогой гостенек плыл к Борскому сплавучастку.

Дома начальник ринулся к настенному шкафчику, достал оттуда початую бутылку с деревянной затычкой. Потом в сенях сорвал с проволоки несколько вяленых окуней, рассовал их по карманам и скорым шагом пошел к Чулыму. Его обласок с утра лежал у воды.

Гостя встретить надлежало подальше от поселка. «Пожалуй, у Черного яра, — подумал Романов. — Пока разговоры, то да се».

«Ударник» — старенький, выкрашенный в грязно-серую краску, отчаянно молотил плицами по воде, за ним, на буксире, медленно тянулась широкая черная баржа.

Тихон правил к носу парохода. Его заметили, дали гудок — сторониться, но начальник все греб веслом, подплывал все ближе.

На мостике появился капитан — сухонький рыжий старик в толстом сером свитере и серых же растоптанных валенках. На крупной его голове ладно сидела поношенная форменная фуражка с желтым потемневшим крабом.

— Иван Павлович!

Шишкин увидел, слегка качнулся над перилами.

— Романов, что ли?

— А то не узнал! На борт принимай!

— Пожа-алте! — и капитан густо, начальственно, крикнул в рупор: — На вахте… Веркин, принимай!