Пятая мата

Вдруг вспомнилась Романову Нина. Он закрыл глаза и в коротком сне четко увидел тяжелый локон ее светлых волос на нежной коже виска, ее улыбку. И ощутил тугие, теплые губы женщины…

Костер обдавал жаром, расслаблял, но спать начальнику было нельзя — мужики-то лежали мокрые и следовало поддерживать, ровнять тепло для них.

Радостно было это — служить другим…

Всходило солнце, по-осеннему робкое, чистое.

Над Причулымьем занимался обычный день сентября 1942 года…

Глава седьмая

1

Был черед рассвета, и он наступил — этот тихий неяркий рассвет.

Был час восхода солнца, оно взошло, и начался новый день.

Ветер утишился, устал обдираться о верхи колючих сосен, и в сумеречной, сонной еще тайге держалась теплая, мягкая тишина.

Былин, уставший и голодный, был безучастен ко всему, что открывалось там, в лесу, и что виделось ому теперь в пустых осенних лугах под светлым ласковым небом.

Уже на виду у поселка, когда после лугов проехали зеленую ленточку бора, Былин чужим, простуженным голосом сказал Кимяеву — они сидели в передке телеги рядышком, спина к спине:

— Вороти за такелажный склад. Соснячок там, знаешь?

— Как не знаю!

Костя шикнул, хлестнул вожжой Игреньку. Конь дернул телегу и опять покатился по вялой осенней траве.

Поселок объехали самой кромкой бора, что огибал полукружье выгонной луговины. Стадо коров трубило еще в рукаве улицы, телегу с людьми никто не встретил.

В сосновом подросте Былин первым соскочил на землю, размял затекшие ноги, потом выволок из кустов спрятанный обласок и спустил его на воду. Устало поднялся наверх, попросил:

— Теперь бегом до Романова, Пусть ружье захватит, обскажешь зачем… И чтобы на обласке сюда плыл. Куда, куда ты попер сломя голову!.. Под яр прыгай, низом беги. Да, поисть захвати! Махру оставь…

Согнувшись, Костя почти бежал. Он сразу понял замысел Михаила Былина, догадался, как важно, чтобы поселковые ни о чем не знали.

В летней кухне начальник завтракал один.

— Уже с рыбалки? Что-то быстро слетал…

— Долго ли умеючи, Тихон Иванович, не ловил я нынче, дело-то какое?..

И Костя коротко рассказал все.

Романов бросил ложку, взволнованный, вскочил на ноги.

— За ружьем я… Все, что есть, сгребай со стола! Две, две бутылки молока наливай!

В углу огорода Тихон поднял лежавший там обласок, перевалил его через прясло, прыгнул сам и тут же скрылся под берегом.

…Теперь-то Кимяев мог и не спешить. Кошель с едой он отдал, и вообще начальник с Былиным сами теперь управят свое дело. А Игренька, Игренька никуда из сосняка не убежит.

Костя сидел чуть поодаль от Романова и Былина. Он все еще был полон тем, что случилось на озере Долгом.

А на Долгом произошло вот что.

Едва приехал, а приехал почти затемно, что-то сразу Игренька забеспокоился. С дрожью переступал ногами и тревожно всхрапывал.

Парень затаился, замер у потной шеи коня. Вдруг явственно услышал он треск сучьев, и треск этот все приближался.

«А ведь это медведь…» — с острой тоской подумал Костя, чувствуя, как по спине побежал противный холодок страха.

Раздайся тут рев медведя, Кимяев все же не испугался бы так, как испугался он хриплого человеческого голоса:

— Курево есть?..

Парень не знал, что делать, что подумать. По голосу — так не свой, не поселковый… Из чужаков кто? Да как, зачем он очутился здесь, на Долгом?

Костя молчал, пока снова не хрустнуло в кустах. Затрещало, и тут из темноты выступила на поляну широкая приземистая фигура с бледным пятном лица.

— Никак товарищ Былин…

— Штаны у тебя сухие? — дико хохотнул Михаил, принимая кисет.

Малость развидняло у озера, небо над тайгой будто кто неровно, полосами, побелил. В низкой серой наволочи его тихо гасли последние ночные звезды.

Кимяев разглядывал Былина:

— Вы что же, рыбачили или охотились? Оборвались-то как… А грязи-то на одеже…

Былин жадно сосал цигарку. Откашлялся и кивнул головой:

— Охотился! Ага, раздобычился… Только зверь-от мой о двух ногах…

Костя кивнул, закусил губу.

Михаилу, видимо, наскучило в тайге. Говорил охотно, весело:

— Дезертира словил. Как… А ловкость рук и никакого мошенства! Вот что, дорогой Кимяев… На язык накинь замок. Предупредил я тебя, смотри… Пожрать найдешь? Оголодал я тут совсем.

Из еды у парня только и было, что кусок хлеба. Былину хватило его всего на три-четыре хороших укуса. Он спустился к озеру, припал там к воде. Вернувшись, сказал:

— Ну, вот и заморил червячка… Ты, Кимяев, бочку с телеги скидай. Повезем мою добычу. А рыбу после половишь, успеется… Аммоналом, черти, глушите. Эт-то как?

— Так, исполняю приказ начальства…

— Приказ… Ну, после разберемся. Веревка есть?

— Бочку к телеге привязываю, как же…

— Приготовь, понадобится.

Былин повел густым, у озера, сосняком. Вполголоса наставлял:

— Ты не бойся. Теперь он смиреный… Руки связаны, и самого я притянул к сосне. Размотаешь веревку и поведешь. Я с пушечкой следом… Посадишь на телегу — зачаль как следует подлеца. А там знай — погоняй! Опять же повторяю, чтоб шито-крыто…

Шли недолго. Михаил обернулся, тронул за плечо и откровенно похвастал шепотом:

— Как, хорош мой зверина?

— Где?

— Разуй глаза…