Пятьдесят крупнейших мыслителей об образовании. От Конфуция до Дьюи.

Латинская ученость, сколь бы она ни была широка, является ущербной и несовершенной без греческого языка: в латыни мы имеем в лучшем случае кое-какие мелкие ручейки и мутные лужицы, в то время как в греческом текут прозрачные ручьи и золотоносные реки[72].

В 1499 году Эразм сопровождал своего ученика Уильяма Блаунта, лорда Маунтджоя, в Англию, где познакомился с Джоном Колетом и сэром Томасом Мором. Он вернулся в Париж и посвятил собранную им коллекцию пословиц Маунтджою в 1500 году. «Сборник пословиц» содержал более восьмисот изречений на латыни и предлагал современникам практически первый доступный обзор классического прошлого. Еще при жизни автора книга выдержала двадцать шесть изданий.

Вынужденный покинуть Париж из-за разразившейся эпидемии чумы, Эразм отправился в Орлеан, а потом в Лувен, где в 1502 году отклонил место заведующего кафедрой риторики. К 1505 году он вернулся в Париж, редактировал примечания Лоренцо Валлы к Новому Завету. В 1506 году Эразм переехал в Италию, работал над письмами святого Иеронима (ок. 342–420), писавшего на латыни мудреца, которым Эразм восхищался.

В конце 1507 года Эразм обратился к выдающемуся издателю и типографу Альду Мануцию с предложением о новом издании своих переводов из Еврипида, но как раз в это время ему поступило и было им принято приглашение посетить Венецию, чтобы самому подготовить к печати расширенное и дополненное издание «Сборника пословиц». Год с небольшим спустя он переехал в Падую, а к весне 1509 года добрался до Рима.

Единственная из написанных им книг, которую, возможно, читают и до сих пор, это «Похвала глупости» (Moriae Encomium), сочиненная, судя по всему, за семь дней, прожитых в доме Томаса Мора с его четырьмя детьми в Англии в 1509 году. В этой книге Эразм подвергает осмеянию национальное чванство, профессиональное зазнайство, и в особенности пороки священников и монашеских орденов. Книга оканчивается утверждением, что организованная религия есть форма безумия, подлинная же вера живет в сердце, а не в голове. Книга явилась предвестницей «Утопии» Томаса Мора и стала в XVI веке самой популярной из светских книг.

Второй визит в Англию – вероятно, самый счастливый период в жизни Эразма. Вот что писал он Роберту Фишеру в 1499 году:

Когда я слушаю моего дорогого Колета, мне кажется, что я слышу самого Платона. Кто же может не восхищаться целым миром знаний Гросина? Можно ли найти ум более проницательный, чем у Линакра? Способна ли природа создать более дружелюбный нрав, чем у Мора?.. Просто поразительно, как повсюду в этой стране щедро всходит урожай античных штудий[73].

Живя в Кембридже, где он занимал должность профессора теологии, учрежденную леди Маргарет Бофорт, матерью английского короля Генриха VII, Эразм опубликовал труд «О способе обучения» (Париж, 1511), где принес свои извинения за попытку рассуждения о преподавании, поскольку у Квинтилиана (ок. 35-100) все уже сказано. В центре его рассуждений всегда была Античность:

Не существует. такой дисциплины или области исследования – будь то музыка, архитектура, сельское хозяйство или военное искусство, – которая не пригодилась бы учителю при рассказе о поэтах и ораторах античности[74].

Эразм поддерживал классическое представление об ораторе, сплавляя воедино идеал оратора и литератора. Литератор обязан знать, как пользоваться устным словом, и в то же время владеть письменным языком. Арифметика произвольно игнорировалась, но математика вообще, хотя и считалась частью квадривиума[75], стала умозрительной, а не практической, «гуманитарной» дисциплиной, связанной с философией:

Читая автора ради познания его словаря и стиля, ученик, разумеется, может почерпнуть и что-то еще, тут спорить не о чем. Но я имею в виду нечто гораздо большее, когда говорю об изучении содержания. Ибо я, с легкими оговорками, утверждаю, что все обретаемое знание заключено в литературных памятниках Древней Греции[76].