В поисках недорогого жилья я отправился на трамвае в рыбацкий поселок. Старая женщина предложила мне поселиться в домике ее внука, уехавшего на несколько месяцев в Шотландию. Сама она жила рядом, у самого моря. Ей было немного боязно одной, на краю поселка. За временную аренду она назначила небольшую плату, и я переехал туда, радуясь, что на какое-то время избавлен от нужды и бездомного существования.
Еще в Брисбене я начал с помощью Артема переводить на русский язык книгу о первых каторжанах, сосланных из Англии в Ботани-бей (бухта в Сиднее). Теперь я в немногие свободные часы продолжал перевод самостоятельно.
…Скованных по рукам и ногам заключенных везут в неведомую страну. Разыгралась сильная буря, паруснику грозит гибель. Воспользовавшись паникой, группа каторжан освобождается в трюме от кандалов и захватывает часть оружия. Но конвой побеждает. Судно продолжает путь, на его реях раскачиваются трупы повешенных вожаков… В Ботани-бей каторжан заставляют строить тюрьму. Ужасный режим вынуждает их бежать. Голод толкает на людоедство. Наконец из всех беглецов в живых остаются только двое, и между ними происходит бой. Победитель возвращается обратно в Ботани-бей…
Иногда я отрывался от перевода книги и ходил по берегу, наблюдая за рыбаками. Отбирая пойманную рыбу, они с руганью кидали в сторону попавшихся в сети небольших акул, которых лишь немногие употребляли в пищу. У побережья водилось множество этих хищников. Как-то рыбаки вытащили акулу весом килограммов на двадцать. Я принес часть ее домой, вырезал лучшие куски и стал поджаривать на сковородке. Вошла старушка хозяйка. «Вам нравится жаркое из акулы? Мне тоже», — сказала она. Мы вместе позавтракали. Потом я не раз питался этим блюдом.
Погода стояла тихая, океан был спокоен. Но вот подул ветер, волны докатывались почти до самого домика, начался длительный ливень.
Еще до этого я собирался расстаться с Мельбурном. Работа кончилась, ничто меня здесь не удерживало. Хозяйка уговаривала остаться до приезда ее внука, но я твердо решил уехать и поступил палубным матросом на пароход, идущий в Сидней.
На этот раз мне повезло: прибыв в Сидней, я сразу устроился полировщиком в мраморную мастерскую.
В один из воскресных дней отправился за город — на мыс Куджи, где мечтал поселиться.
Волны с гулом разбивались о скалы, образуя пенящийся, бурлящий водоворот. Справа тянулся прекрасный отлогий пляж, на золотистый песок набегали лазурные волны. Я спустился по скалам почти к самому берегу. Камни были покрыты густым темно-синим мхом, желтыми, оранжевыми и фиолетовыми водорослями.
Из расщелин низвергались водопады. Попадались гроты и пещеры, в которых журчали ручьи. В воде, заполнявшей углубления и впадины, виднелись тысячи моллюсков, раковин разных цветов и оттенков. Здесь же обосновались морские ежи с острыми иглами, за камнями прятались осьминоги, ползали крабы.
Метров за двести от мыса находился небольшой Остров акул.
По воскресеньям из Сиднея на пляж Куджи приезжали горожане. Купались только у самого берега; плакаты предупреждали: «Берегись акул»!
На мысе стоял дом с двумя башенками, он был огорожен высокой стеной, утыканной сверху битым стеклом. Там жила семья Тук. Хозяйка-вдова продавала прохладительные напитки, ей помогала восемнадцатилетняя дочь Бетти. Вдова сдала мне небольшую комнату, расположенную в одной из башенок.
У миссис Тук часто устраивались вечеринки. Почти ежедневно приходил молодой человек по имени Тедди, он ухаживал за Бетти.
Как-то их гости собрались на пикник, пригласили и меня. Вдова предложила мне столоваться у нее. Я стал своим человеком в этой семье.
Как заведенный, я работал в мастерской, а потом возвращался на мыс Куджи. Так проходили недели и месяцы. Все чаще мною овладевала тоска: воспоминания о России, о прошлом были и отрадны и мучительны. Я взбирался на уединенную скалу и долго смотрел на бушующий океан.
Однажды на скалу поднялась Бетти Тук. Она начала укорять меня в том, что я сторонюсь ее, и вдруг, обхватив мою шею, горячо заговорила:
— О, мой дорогой, я несчастна! Выслушайте меня, не уходите… Никто мне не нравится, а мать постоянно твердит, чтобы я вышла замуж за Тедди, потому что он хорошо зарабатывает, но я его не люблю!..
Она зарыдала. Мне стало жаль эту девушку с грустными серыми глазами. Я обещал, что больше не буду избегать ее общества. Взявшись за руки, мы пошли к дому.
Между нами завязалась хорошая дружба. Тедди все реже появлялся в доме Тук. Вечерами я помогал Бетти мыть посуду. При этом вдова и ее родственники лукаво подмигивали: мы, мол, знаем, кто жених Бетти… В Австралии существовало мнение: если молодой человек помогает девушке убирать посуду, значит он ее жених. Но я не считал это серьезным.