Пятнадцать лет скитаний по земному шару

Запомнилось, что я почувствовал режущую боль в пальцах — это было мое последнее ощущение, все счеты с жизнью покончены, я погрузился в полный покой…

Но вот пробежала какая-то искра сознания. Движутся тени, капли воды падают на грудь и шею. Смутно слышны голоса. Открываю глаза, издаю крик… Хочу приподняться, но падаю. Вижу людей. Понимаю слова, произнесенные по-испански: «Эту ночь спи, а завтра в путь»…

Когда я окончательно пришел в себя, то увидел, что нахожусь в убежище, сложенном из камней. Рядом струился источник.

Мои спасители Базилио и Педро, погонщики ослов, засыпали меня вопросами: «Откуда ты? Кто ты?» Я ответил: «Русский моряк с парусного судна».

Погонщики метисы говорили, что нельзя путешествовать в пустыне, не зная местных условий.

— Не пойди Педро разыскивать одну из наших ослиц, ты бы, гринго[6], никогда больше не увидел своей Европы, — сказал мне старший погонщик Базилио.

Мы ночевали в убежище для проходивших здесь изредка небольших караванов. Они перевозили древесный уголь, получаемый при сжигании корней кустарников; угольщики, жители этой области Чили, вели полукочевой образ жизни.

Проспав несколько часов и напившись кофе, я продолжал путь вместе с Базилио и Педро. Нелегко было нагрузить на ослов мешки с углем; упрямые животные брыкались, не боясь ударов дубинки. Наконец мы их вывели на тропинку.

Дорога шла среди небольших гор. Мои спутники распевали заунывные песни. Заночевали под открытым небом, а вечером следующего дня показались огоньки Арики. Наши ослы повеселели, их уже не требовалось подгонять. Почти двое суток выносливые животные обходились без воды.

— Они у нас привычные, могут долго идти без воды, это не лошади! — говорили мои спутники.

Утром, поцеловав на прощание своих спасителей, я ушел.

Арика оказалась небольшим городком, расположенным в оазисе. Тропические растения и кустарники, усыпанные розовыми цветами, окружали маленькие чистые домики. Воздух был наполнен нежным, опьяняющим ароматом.

У причала не было ни одного парохода. Невдалеке нависли две огромных красивых скалы; казалось, вот-вот они упадут в море, тихое и гладкое, как зеркало. У самого берега, не боясь людей, плавали морские львы, подвижные и гибкие животные.

Под нависшей скалой стоял по колено в воде рыбак с зазубренной острогой в руках. Внезапно он с силой вонзал ее в воду, то и дело вытаскивая камбалу весом в шесть-восемь килограммов. Его товарищ укладывал добычу в корзину.

После всего пережитого мне хотелось отдохнуть в этом оазисе, но голод не давал покоя. Недалеко от берега маленькая группа чилийских пограничников собиралась обедать. Как вкусно пахло вареной фасолью и рыбой! Я подошел к солдатам и попросил накормить меня.

После обеда их командир предложил мне питаться вместе с солдатами. Потом, поглядев на мое лицо, заросшее бородой, он достал бритву, дал кусочек мыла и усадил перед зеркалом. Я побрился, вымылся и пошел отдохнуть на берег.

В Арике я пробыл неделю и собирался с окрепшими силами продолжать путь, но в это время прибыл английский пароход. Он шел в перуанский порт Кальяо.

В ПЕРУ, ЭКВАДОРЕ И КОЛУМБИИ

ПАРОХОД должен был простоять в Арике два-три часа. Взобравшись на палубу, я спрятался в спасательной шлюпке, там было довольно уютно. Я обнаружил в ней изрядный запас продуктов и банки с пресной водой.

Вскоре пароход двинулся, а я уснул. Когда проснулся и выглянул из-под брезента, было уже темно.

Зная обычаи матросов, я был уверен, что они меня не выдадут, — только бы не попасться на глаза капитану или его помощникам.

Выбравшись из шлюпки, я быстро прошел к кочегарам. Вахта только что сменилась, и они собирались ужинать. Кочегары накормили меня и предложили скрываться у них, но я не хотел подводить хороших людей и снова забрался в шлюпку.

Через двое суток меня заметил помощник капитана и послал работать вместе с матросами, пообещав, что избавится от меня при первой же возможности. В порту Кальяо он сдержал свое слово.

Я ступил на землю Перу, радуясь, что еще на сотни миль приблизился к цели — и не пешком, а пароходом. Дальнейший путь к Карибскому морю не представлялся мне тяжелым.

В Кальяо я увидел индейцев в головных уборах из старинных серебряных монет и в одеждах с причудливыми узорами. Гордое и смелое выражение было на лицах людей, чьи предки некогда владели этими землями и создали богатую культуру.

Жадные испанские конкистадоры грабили и убивали индейцев, насиловали женщин, а для «спасения душ» наводнили эти страны католическими попами. С давних времен сохранилась такая легенда. Завоеватели схватили израненного индейского вождя и предложили ему принять христианство. «Если окрестишься, будешь в раю», — говорили ему. — «А где будут мои воины, вместе с которыми я сражался?» — спросил он. — «Конечно, в аду!» — «Ну, так и я хочу быть в аду», — ответил индеец.