Пятнадцатилетний капитан

В продолжение следующих тринадцати дней — от 24 февраля до 9 марта — погода почти не изменилась. Небо по-прежнему заволакивали темные тучи. Иногда ветер ненадолго утихал, но через несколько часов он снова принимался дуть с прежней силой. Раза два-три ртутный столб в барометре начинал ползти вверх; но, поднявшись на несколько линий, он снова падал. Колебания атмосферного давления были резкими, и это не предвещало перемены погоды к лучшему, по крайней мере на ближайшее время.

Несколько раз бушевали сильные грозы; они очень тревожили Дика Сэнда. Молнии не раз ударяли в воду в расстоянии всего одного кабельтова от судна. Часто выпадали проливные дожди, и «Пилигрим» теперь почти всё время был окружен густым туманом. Иногда по целым часам «впередсмотрящий»[69] решительно ничего не мог разглядеть в тумане, и судно шло наугад.

Корабль хорошо держался на волнах, но его всё-таки жестоко качало. К счастью, миссис Уэлдон не страдала от морской болезни. Но бедный Джек очень мучился, и мать ни на шаг не отходила от него.

Кузен Бенедикт страдал от качки не больше, чем американские тараканы, в обществе которых он проводил всё свое время. Ученый по целым дням изучал свои коллекции, словно находился в своем спокойном кабинете в Сан-Франциско.

Хорошо, что Том и остальные негры не были подвержены морской болезни: они по-прежнему исполняли все судовые работы по указаниям молодого капитана. Он-то сам давно привык к качке.

«Пилигрим» быстро несся вперед, несмотря на малую парусность. Дик Сэнд предвидел, что скоро придется еще уменьшить ее. Однако он не спешил с этим, пока не было непосредственной опасности.

По расчетам Дика, земля была уже близко. Он приказал вахтенным быть настороже. Но молодой капитан не надеялся, что неопытные матросы сумеют издалека заметить появление земли. Ведь недостаточно обладать хорошим зрением, чтобы различить смутные контуры земли на горизонте, затянутом туманом. Поэтому Дик Сэнд часто сам взбирался на мачты и подолгу вглядывался в горизонт.

Но американский берег всё не показывался.

Это удивляло молодого капитана, и он не мог скрыть свое недоумение от миссис Уэлдон.

9 марта Дик Сэнд стоял на носу. Он то смотрел на море и на небо, то переводил взгляд на мачты «Пилигрима», которые гнулись под сильными порывами ветра.

— Ничего не видно, Дик? — спросила миссис Уэлдон, когда юноша отнял от глаз подзорную трубу.

— Ничего, миссис Уэлдон, решительно ничего… А между тем ветер — кстати, он как будто еще усиливается — разогнал туман на горизонте…

— Но ты по-прежнему считаешь, что американский берег должен быть невдалеке?

— Несомненно, миссис Уэлдон. Меня очень удивляет, что мы еще его не видим.

— Но корабль ведь всё время шел правильным курсом?

— О да! С тех пор, как ветер задул с северо-запада, — ответил Дик Сэнд. — Если помните, это было в тот злополучный день, когда погиб капитан Гуль и весь экипаж «Пилигрима». С десятого февраля — сегодня девятое марта — прошло двадцать семь суток!

— На каком расстоянии от материка мы были тогда? — спросила миссис Уэлдон.

— Примерно в четырех тысячах пятистах милях, миссис Уэлдон. Это почти точно. Ошибка не может превышать двадцати миль в ту или другую сторону.

— А с какой скоростью шел корабль?

— С тех пор, как ветер усилился, мы в среднем проходим по ста восьмидесяти миль в день. Поэтому-то я и удивлен, что земля до сих пор не показывается. Но еще удивительнее то, что мы не встретили ни одного корабля за последние дни, между тем эти воды часто посещаются судами.

— Не ошибся ли ты в вычислении скорости хода? — спросила миссис Уэлдон.

— Нет, миссис Уэлдон. На этот счет я совершенно спокоен. Никакой ошибки быть не может. Лаг мы бросали каждые полчаса, и я собственноручно всякий раз записывал его показания. Хотите, я сейчас прикажу снова бросить лаг: вы увидите, что мы идем со скоростью десяти миль в час, то есть с суточной скоростью свыше двухсот миль!

Дик Сэнд позвал Тома и велел ему бросить лаг. Эту операцию старый негр проделывал теперь с большим искусством. Том проверил, прочно ли привязан лаг, и затем бросил его за борт. Он едва вытравил двадцать пять ярдов,[70] как вдруг линь провис.

— Ах, капитан! — воскликнул он.

— Что случилось, Том?

— Линь лопнул!

— Лопнул линь? — вскричал Дик. — Значит, лаг пропал!

Старый негр вместо ответа показал обрывок линя, оставшийся у него в руке.

Том не был виноват. Лаг был прочно привязан, линь оборвался посредине. А между тем линь был скручен из лучшего сорта манильского шпагата. Он мог лопнуть только в том случае, если волокна на месте обрыва основательно перетерлись. Так оно и оказалось на деле, и Дик Сэнд убедился в этом, когда взял в руки конец линя. Но почему перетерлись волокна?

Юноша не находил ответа на этот вопрос.

Как бы там ни было, лаг пропал безвозвратно, и Дик Сэнд не имел теперь возможности определять скорость движения судна. Единственный прибор, которым он мог теперь пользоваться, был компас.

Но Дик не знал, что этот компас дает неверные указания!..