Ага! Дверь открылась ровно на столько, чтоб пропустить Блюму.
Иося налёг грудью на дверь, всунул нос и сказал быстро шёпотом:
- Поклон от чёрной Ханы.
За дверью раздался приглушённый смех, щель снова раздалась и впустила Иосю. Перед ним была молодая девушка. Она вся тряслась от смеха. Иося стоял сконфуженный, не зная, куда деться.
А девушка сквозь смех сказала:
- Какой ты чудной! Сам ты похож на чёрную Хану, а кланяется вовсе не чёрная Хана, а беленькая Ханеле.
Иося смутился ещё больше. Целый день он твердил пароль, а сказал не то. Но тут он поднял глаза, посмотрел на девушку и тоже громко рассмеялся. Уж очень смешно получилось!
НА СХОДКЕ
В маленькой комнате было так тесно, что Иося с Блюмой так и остались у двери. Рабочие сидели не только за столом, но и на сундуке и на кровати.
Иося толкнул Блюму:
- Не слышно будет, и я ничего не увижу. Подвинься!
Но Блюма обернулась и шёпотом сказала:
- Куда же? Видишь, некуда… Тише!
Иося, пожалуй, был рад: в уголке его не видно, вдруг ещё спросят о чём-нибудь, а он ничего не знает.
Окна в комнате были завешены. На одном висел клетчатый платок, на другом - тёмно-красное одеяло. От этого комната сделалась точно закрытая коробка. Густо стелился табачный дым. Сквозь облако дыма лица людей казались красными, разгорячёнными.
У стола стоял человек в короткой ватной куртке. Эта аккуратная куртка очень ловко сидела на нём, но была ему совсем не нужна. В комнате было жарко, и приезжий товарищ, которого все называли «товарищ Михайлов», отстегнул сначала воротник куртки, а потом и все остальные застёжки. И тогда все увидели, какой хороший костюм на товарище Михайлове - тёмно-синий, шерстяной в узенькую серую полоску, какая на нём белоснежная крахмальная рубашка и серый, с синей полоской галстук, завязанный бабочкой.
Товарищ Михайлов так начал свою речь:
- В нашей большой рабочей семье случилось событие огромной важности: забастовали щетинщики в Кибарте…
Он говорил медленно и очень спокойно. Товарищ Михайлов обвёл всех блестящими, немного навыкате глазами и при этом наклонял голову с аккуратным пробором сбоку.
Кругом тихонько переговаривались:
- Товарищ Михайлов приехал из-за границы.
- Он большой подпольный работник.
- Ему нельзя жить в России. Шпики за ним по следам ходят.
А девушки смотрели на товарища Михайлова восторженными глазами и шептали друг другу на ухо:
- Какое спокойствие!
Товарищ Михайлов говорил, нисколько не напрягая голоса, но в комнате стояла такая тишина, что было слышно каждое слово.
- Столяры должны помочь щетинщикам, - говорил приезжий товарищ, - щетинщиков необходимо поддержать. Возможно, что забастовка разрастётся - забастуют и столяры, и табачники, и портные. Рабочие только тогда и сильны, когда выступают вместе и действуют сообща…
Но что случилось со старым столяром Нохимом Капланом? Он сидел на сундуке. Впрочем, он мало сидел. Старик всё время вскакивал, точно на сундуке лежали горячие уголья. И вдруг он стал кричать, с какой-то злобой выплёвывая каждое слово:
- Помогать? Да? Помогать? Чем помогать - я вас спрашиваю? Скоро сами подохнем от голода!
А его неожиданно поддержал человек помоложе, Витас Мажулис:
- Правильно! Старик верно сказал. Наши отцы и деды, пожалуй, сами не бастовали и никаких забастовщиков не поддерживали. Жили для себя.
Две молоденькие девушки, светловолосые подруги из дамской мастерской, Ванда и Стелла, ловили каждое слово товарища Михайлова. После слов Витаса Мажулиса обе девушки разволновались.
Одна из них, Ванда, чуть не плакала:
- Надо же понимать! Щетинщики не могут больше держаться. Им нужна немедленная помощь. Немедленно… - И Ванда чуть не захлебнулась от подступивших слёз.
Стелла поддакивала подруге:
- Да, да, да… Мы тоже бастовали.
Но вот опять раздался голос товарища Михайлова, и все затихли. Ждали, что он скажет.
Иося тоже подвинулся поближе. Он совсем забыл, что хотел остаться незамеченным.
- Я хочу ответить Нохиму Каплану и Витасу Мажулису… - сказал товарищ Михайлов и остановился, окинув всех собравшихся дружелюбным взглядом. Стало ясно, что приезжий не собирается спорить с Капланом и Мажулисом, он хочет что-то объяснить, что полезно знать всем. - Да, раньше такого не было! - сказал спокойно товарищ Михайлов. - Но значит ли это, что мы должны всегда держаться того, что было раньше? Нисколько! Самое ужасное - это рутина, косность! Я могу привести сколько угодно примеров… - Товарищ Михайлов задумался, глядя вниз, на свои бумажки, и играя маленьким карандашиком. - Вот простой пример… - Товарищ Михайлов поднял голову. - Когда впервые привезли картофель из Америки, у нас встретили его враждебно. Картофель не хотели сажать, его даже назвали «чёртовой едой». Во многих местах протесты были так сильны, что закончились картофельными бунтами. А теперь? - Товарищ Михайлов посмотрел на сидевших перед ним товарищей своими ясными глазами, и на губах у него появилась улыбка. - Теперь картошка - самая нужная, самая необходимая еда. Первая еда после хлеба… «Картофель хлебу подпора» - как говорят в народе.