- Чего вы молчите? Кричите, что не будете работать больше двенадцати часов!
И откуда только у Фишля Канна взялся такой громкий голос!
- Что значит - никто не будет? А если взяты заказы? Если спешка? Если надо сделать? Да! Надо! Надо! Надо!
И Фишль Канн обвёл всех красными, налитыми кровью глазами.
Но тут Аким - Красная Борода, словно он здесь хозяин, громко крикнул:
- Будет! Бросайте работу!
За ним Иося, тихий подросток Иося, вдруг сказал громко, подняв свою чёрную голову:
- Как вы не понимаете собственной пользы? Раз объявлена забастовка, все должны к ней присоединиться! Нельзя идти против всех…
К Иосе подбежал хозяин, Фишль Канн. Он стал против него, сложил руки на животе, не говоря ни слова, посмотрел на него в упор.
Иося покраснел и отвернулся от хозяина.
А кругом кричали.
Маленькая Зося тащила всех за руки:
- Конец! Уходите! Чеслав, ты чего ждёшь?
Но старый Чеслав сидел всё так же спокойно на столе, поджав под себя ноги. Он и не думал бросать работу:
- Молодые пусть идут, пусть воюют. А старикам надо хоть как-нибудь дожить.
К нему подбежали девушки. Скамейка с грохотом повалилась на пол. Чеслава с двух сторон пытались осторожно снять со стола.
Иося бросился к ним на помощь.
- Что же ты, один останешься? Пойдёшь против всех? - обратился Иося к старику.
Старый Чеслав обозлился:
- Скажите пожалуйста! Умник какой нашёлся! От земли не видать…
Иося покраснел. Ах, эти старики! Для них человек помоложе навсегда останется мальчишкой. И Чеслав вовсе не понимает того, что он, Иосиф, пришёл от имени Союза дамских портных, и пришёл с такими уважаемыми товарищами, как Блюма и Аким - Красная Борода.
Рабочие столпились у выхода. Аким - Красная Борода стоял первый у двери, Блюма - позади всех. Стол опустел, и только в самом углу, склонившись над работой, застыла Берута. Она стояла бледная и дрожащими руками старалась сколоть работу булавкой. Но руки её не слушались, булавка не лезла в материю.
- Ты что? - крикнула через всю комнату Блюма. Берута подняла руку с булавкой, со слабой улыбкой посмотрела на Блюму:
- Иду! Иду! Как все… Что вы? Вот только не успела. Не такая быстрая…
Блюма поспешила к ней, на ходу поправляя волосы: тяжёлый узел разметался по спине.
- Ты не волнуйся! - И Блюма дружески взяла Бе-руту под руку. - Стачечный комитет про твоих детишек не забудет. Твои дети - наши дети.
А Фишль Канн стоял у двери, разводя руками:
- Такого ещё никогда не видел! Сколько лет живу на свете, не видел, честное слово…
- Что ж? Вот наконец и дожили, - говорит Блюма. - Требования стачечного комитета вы знаете. Я приду к вам за ответом через двадцать четыре часа…
Глаза Фишля Канна снова наливаются кровью, он машет руками:
- И разговаривать не буду! Других наймём…
- Ну, это мы посмотрим! - Блюма гордо тряхнула головой.
- Куда народ так бежит? Некогда, что ли? - вздыхает Берута. Она плетётся позади всех. - Ой, башмак совсем развалился… Ей-богу, идти не могу!
А Блюма шагает впереди, высокая, прямая, с уложенными на затылке чёрными косами. С ней рядом - Аким - Красная Борода. За ними Иося, Альдона под руку с Розой и маленькая Зося. Иося оглядывается: «Ой, как нас много! Всю улицу заняли».
Старые ворота мастерских дрожат; Ветхие калитки взвизгивают. Гуськом тянутся забастовщики. Они спешат, точно кто-то может их задержать.
И толпе и песне уже тесно на узенькой уличке. Толпа растекается по площади, переливается на большую широкую улицу. А с нею песня:
«НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ»
Забастовка в городе Ковно продолжалась. Тяжело пришлось забастовщикам, зато узнали друг друга получше. Познакомились ближе и с самым младшим братом Соломона Таршиса - Иосифом и оценили его характер.
В городе шли обыски и аресты. Неожиданно поздней ночью нагрянула полиция и на Зелёную гору, в маленькую квартирку Соломона Таршиса. Хозяин не испугался, он давно ждал «незваных гостей». Он был спокоен за себя и за жену Мирру. Она из рабочей семьи и знает, что такое обыск. Но Иосиф, этот подросток, ещё мало что видел в жизни. Как-то он поведёт себя? Ведь одно неосторожное слово или даже взгляд, движение - и вся организация будет провалена.
Спокойно заложив руки за спину, Соломон медленно прохаживался вокруг небольшого стола. Полицейские рванули дверцы старого бабушкиного шкафа. Он закряхтел. Ящики облезлого комода, который был, наверное, когда-то гордостью семьи, были сброшены на пол. Матрацы, подушки, одеяла, простыни стояли торчком на кроватях.
Полицейские ничего не нашли, кроме чистого, аккуратно заплатанного белья и старых, вылинявших от времени платьев. Старшего по обыску это начало сердить, и он грубо крикнул Соломону:
- Что это ещё за разгуливанье?! Сесть!
Мирра чуть подвинулась на лавке у печки, чтоб дать мужу место.