Пятый крестовый поход

Ночью, когда христиане не спали, а молились и готовили оружие, чувствуя, что завтра будет страшный бой, Лихтендорф сказал Эйснеру, что герцог наконец-то решился и посылает его, графа, первым спуститься в подземный ход. Эйснер все передал Али-Осирису, но египтянину эта идея показалась глупой, ведь ночью легко можно было заблудиться и угодить в лапы к врагу, но Лихтендорф настоял на своем. При свете небольшого числа факелов триста человек, составлявших отряд графа, выдвинулись из лагеря по направлению к пальмовой роще, к северу от города. Вскоре, в виду близости противника, все факелы пришлось потушить. В кромешной тьме, ибо даже небо было беззвездно, отряд быстро заблудился, как и предрекал Али-Осирис. Но Лихтендорф не унывал. Он предложил переночевать в роще на берегу Нила, которая оказалась совсем рядом. Так и решили. Ночь прошла спокойно. Арабские разъезды близко не подходили и отряд не обнаружили.

А утром вся армия Аль-Камиля пошла в атаку на христианский лагерь. Лихтендорф понял, что его маленький отряд будет мгновенно сметен, если выйдет из-под укрытия рощи. Когда мимо проходили плотные ряды сарацинской пехоты, пустынные всадники на верблюдах, люди графа молились, прижавшись к земле. Рыцари зажимали своим лежащим коням рты, гладили гривы. Но как только из лагеря христиан полетели копья, стрелы и арбалетные болты, опасность миновала. Арабы, обезумев от гнева, призывая Аллаха, бросились на штурм укреплений, мешая ряды и ничего вокруг не замечая.

Как только враг прошел мимо, Лихтендорф приказал Али-Осирису вести отряд дальше, к этому чертовому проходу. Роща на берегу Нила тянулась на добрую милю, так что под прикрытием деревьев отряд двигался незамеченным. Наконец они добрались до нужного места. Вход, а точнее выход из подземного хода, был аккуратно замаскирован камнями и зарос травой. Али-Осирис торжествовал. Он не обманул возлагаемых на него надежд и сам первый принялся раздвигать камни. У Эйснера замерло сердце. Воины Лихтендорфа стали помогать ворочать огромные камни. Но каково же было их разочарование, когда, откинув камни, христиане увидели замурованный вход, а среди свежей глиняной кладки торчали полусгнившие человеческие головы. Али-Осирис упал на траву и заплакал. Он узнал останки своих последних друзей и единомышленников. Тайный ход обнаружен, и, вероятно, все его люди в Дамиетте уже схвачены и погибли.

Эйснер побледнел и судорожно сглотнул. Все построенные надежды рухнули. Он взглянул на Лихтендорфа. Лицо графа было каменным, сквозь плотно сжатые зубы он процедил приказ воинам двигаться обратно. Они возвращались тем же путем. Впереди сарацины неистово штурмовали лагерь крестоносцев. Тысячи и тысячи их напирали, гибли под стрелами, кони поднимались на дыбы и, пронзенные, падали вместе со всадниками. Неистовые крики, призывающие Аллаха, леденили душу.

Лихтендорф раздумывал: ударить ли в тыл врагу? Рыцарей у него всего двадцать пять человек, с такой малой силой идти в атаку просто самоубийство, пехота не поспеет за ними. И нет смысла надеяться, что крестоносцы выйдут из-за укреплений и помогут атаке графа! Но отсиживаться в зарослях было недостойно, это прямое проявление трусости! Когда до лагеря оставалось всего несколько сот метров, Лихтендорф в отчаянии повел своих людей в атаку. Но добраться до лагеря ему не удалось. Триста туркменских всадников отделились от уже колеблющейся массы арабов и бросились на немцев.

По команде графа копейщики, сомкнув ряды, образовали круг, прикрывшись щитами и выставив перед собой копья. Десять арбалетчиков из-за стены щитов угостили туркмен порцией болтов. Ни один из них не пролетел мимо. Граф и Эйснер с рыцарями заняли позицию на правом фланге. Али-Осирис спрятался между пехотинцами. Туркмены налетели со свистом и воплями, в упор стреляя из луков, атакуя мечами и бамбуковыми копьями. Плотный строй спас пехоту от смерти в первые минуты столкновения. Но рыцарям пришлось несладко. Против врага их была всего горстка. Граф личным бесстрашием показывал своим людям пример, как нужно смотреть в лицо вечности. Он бился в окружении, еле поспевая отражать удары. Его дестриер, вышколенный в долгих и многочисленных походах, помогал своему седоку. Конь бил туркменских лохматых лошадок мощными копытами, кусал их за шеи. Лихтендорф убил уже десятерых, но чувствовал, что слабеет и еще немного – и он будет повержен. Вокруг его рыцари так же бились на исходе сил и умирали один за другим. Но умирать в планах у Эйснера не было. Поэтому он, притворившись смертельно раненым, повис на своей лошади и еле заметными движениями шпор попытался выбраться из схватки.

Копейщики попытались помочь своему сеньору и, нарушив стену щитов, бросились на туркмен. Но это стало их роковым решением. Пехота всегда была сильна сомкнутым строем, а по отдельности противостоять всадникам она не могла. Не прошло и десяти минут, как половина копейщиков была перебита.