Пятый крестовый поход

И все бы было уже кончено для отряда Лихтендорфа, если бы в это время сарацины не дрогнули и не побежали прочь от лагерных укреплений, а тевтонские рыцари во главе с Германом фон Зальца не бросились их преследовать как раз напротив погибающего отряда графа. Тевтонцы железной лавиной ударили на туркмен и быстро их уничтожили. Лихтендорф, Эйснер, Али-Осирис и еще девяносто шесть человек, в том числе пять рыцарей, спаслись.

Сражение за мост достигло критической точки. От ярости, с которой резали и рубили друг друга христиане и мусульмане, могло обжечься даже солнце. С обеих сторон было уже много сотен убитых. Живые бились на трупах своих товарищей. Крестоносцы не желали сдавать ни пяди земли и умирали под неистовым напором сарацин.

Герцог Леопольд Австрийский бился верхом в первых рядах, каждое мгновение рискуя погибнуть, но это был не человек, а лев! Опасность не волновала полководца, он постоянно вырывался вперед, и лишь натиск мусульман увлекал его обратно, как корабль, безуспешно борющийся с течением. Его рыцари старались прикрывать сеньора с флангов, но ему, казалось, это было не нужно. Герцог постоянно бросался в самые кровопролитные участки боя, повергал самых грозных сарацин, которые уже сами убили много крестоносцев. Мамлюки в страхе отступали от герцога. Но все больше прогибался фронт христиан. Султан не зря выставил в бой самых лучших своих воинов! Они медленно, но верно прогрызали оборону противника и приближались к мосту. Герцог наконец понял, что, сколько бы крови он ни проливал, а крестоносцы начинают уступать арабам, и он, вернувшись к своим воинам, отдал приказ отступать за мост, на правый берег.

Штернберг и Лотринген бились рядом, несмотря на всеобщий хаос, спина к спине, в окружении своих рыцарей, Зигфрида Когельхайма и Ганса. Меч одного брата не раз спасал другого. Все атаки мусульман разбивались об этот небольшой круг, который ничто не могло сломить. Трупы арабов были навалены бесформенной грудой вокруг сомкнутого кольца рыцарей, и груда эта с каждой минутой увеличивалась. Когельхайм не уступал в силе и ловкости молодым. Казалось, что с каждым взмахом меча его силы лишь прибавляются. Особенно любил старый рыцарь орудовать щитом. Он отражал им удар с такой мощью, что щит валил с ног наступающего, а подчас и раскраивал ему череп. Вот перед Когельхаймом возник высокого роста сарацин из султанской гвардии. По золоченым доспехам и украшениям на груди можно было понять, что это богатый воин, возможно, какой-нибудь эмир. На глазах у Зигфрида он уже располовинил двух крестоносцев и теперь ринулся на него. Мясистое лицо сарацина ехидно улыбалось. Когельхайм отбил несколько страшных ударов, которые любого другого могли свалить с ног, и сам набросился на него. Он ударил сарацина острым концом треугольного щита прямо в рот, превратив в кровавое месиво губы. Щит вошел с такой силой, что, пробив зубы, достал до горла. Грузно повалился мертвый араб к ногам Зигфрида Когельхайма.

Ганс впервые участвовал в такой страшной сече. Сначала он испытал безудержный страх перед наступающими рядами сарацин, но потом, когда бой начался и все перемешались, Гансу некогда было думать о страхе, надо было защищать свою жизнь. С самого начала, волной атакующих, он был разделен со своим сеньором, и жизнь его висела на волоске. Вокруг сарацины проводили страшное опустошение, ломая оборону христиан. Миннезингер получил рану в плечо, но не опасную, и постоянно искал возможности соединиться со Штернбергом. Наконец, отступая и прячась за чужими спинами, он добрался-таки до графа и вступил в оборону его рыцарей. Только тогда он почувствовал себя уверенно и смог достойно сражаться, отбивая нападающих.

Тяжело было дышать и смотреть в горшковых шлемах, но сколько раз сталь, закрывающая лицо, принимала удары ятаганов! Лотринген почувствовал дурноту, подступающую к голове, и хотел было уже сорвать шлем и вздохнуть полной грудью, но арабы лезли, ни секунды не ослабевая натиск, и сделать лишнее движение не было никакой возможности. В глазах у графа потемнело, он попытался привести себя в чувство, кусая до крови губы, но это не помогало. Вот-вот он готов был лишиться чувств. Штернберг, взревев, позвал на помощь своих рыцарей. Трое из них, а также Ганс и Когельхайм откликнулись на призыв графа. Пока Штернберг снимал с Лотрингена шлем, они закрыли братьев своими щитами.

Рядом какой-то рыцарь без шлема, почти юнец, полз по песку, прикрываясь щитом от наседавшего на него сарацина. У рыцаря был меч, но, видимо, он просто не знал, как им пользоваться, ибо мусульманин наносил рубящие удары по щиту, открывая свой корпус, а тот и не думал этим воспользоваться. Смерть явно расправила над незадачливым юнцом свои крылья, но страшный удар, перерубивший сарацину хребет, спас его. Арнольд фон Кассель помог молодому рыцарю подняться. Рука в железной перчатке опустилась юнцу на плечо и круто повернула по направлению к мосту.