Пик правды

Вернувшись к себе, Илья с удивлением увидел на письменном столе небольшую, в четверть литра, бутылку водки. Рядом на подносе, накрытом салфеткой, обнаружилась тарелка с двумя ломтями черного хлеба. Все правильно, подумал Лунин. И водка не для того, чтобы напиться, да и хлеб не для того, чтобы наесться.

— Заботливые, — процедил он, оглянувшись на дверь. Хотел было добавить что еще, матерное, но, поняв, что смысла в этом все равно нет никакого и легче ему не станет, с отчаянием махнул рукой и подошел к окну. За выкрашенными белой краской железными лучами решетки беззвучно падал снег, то и дело вспыхивая искрами в свете уже зажженных уличных фонарей.

— Снег, — прошептал Илья, прижимаясь лбом к холодному стеклу, — только снег и остался.

Простояв так несколько минут, он вернулся к столу и несколькими решительными движениями открутил винтовую крышку. Залпом осушив бутылку, он выбросил ее в стоящую под столом мусорную корзину и уселся в кресло. Придвинув к себе стопку листов бумаги и достав ручку, он начал писать. Буквы, стремительно возникающие из ниоткуда, ложились на бумагу неровными, рваными строчками. Иногда Илья на несколько мгновений застывал в задумчивости, что-то шепча себе под нос, а пару раз даже перечеркнул только что написанную строку. Спустя несколько минут он отшвырнул уже ненужную ручку в сторону и, держа лист перед собой на вытянутой руке, перечитал написанное.

Снег укрывает землю от боли.

Зарылся поглубже, и нету горя.

Залез с головою, и нет сомнений.

Снег их развеет белой метелью.

Под снегом скрыты старые тайны.

На что наткнешься ты в нем случайно?

Что ты отыщешь — забытое счастье,

Что затерялось давно в ненастье?

Чужие следы остались под снегом,

Им белый сугроб стал вечным ночлегом.

Замерзли в снегу чужие мечты,

Беги же, иначе замерзнешь и ты.

Снег в душу пролезет, скользнет под одежду,

Ты в нем растворишься, теряя надежду,

Что кто-то, по талому снегу скользя,

Отыщет под снегом. Отыщет тебя.

— Чушь какая-то, — пробормотал Лунин. Он уже скомкал листок, собираясь выкинуть его в мусорную корзину, но в последний момент вдруг передумал. Кое-как расправив смятую бумагу, он еще раз перечитал стихотворение. В этот раз оно показалось ему не столь ужасным. Сложив лист пополам, Илья спрятал его во внутренний карман пиджака, затем быстро разделся и выключил свет в комнате.

На следующее утро Илье вежливо напомнили о необходимости выучить выданную ему «биографию», а также попросили предоставить для ознакомления лист бумаги, лежащий у него во внутреннем кармане пиджака.

— Тут не только микрофоны, оказывается, — понимающе кивнул Лунин. — Вы мне его потом вернете?

— Это не я решаю, — получил он вполне предсказуемый ответ.

Общение с загорелым мужчиной вновь состоялось уже вечером. Возможно, предположил Илья, днем этот подтянутый, уверенный в себе человек занят другой, более важной работой, а вот вечером ему приходится тащиться за город ради того, чтобы беседовать с ним, с Луниным.

— Ну что, как запоминается материал? — сразу перешел к делу собеседник. — Сложностей нет?

— Вы так уверены, что все это имеет смысл? — Лунин отреагировал вопросом на вопрос. — Разве можно скрыть смерть такого количества человек?

— Так мы и не скрываем, — мужчина похлопал ладонью по лежащей на столе папке, — я ведь показывал вам вчера документ. Трагедия! Сила стихии. Человек против нее иногда бессилен. Конечно, может быть, и стоило разобраться, кто и как осуществлял строительство в лавиноопасном месте, но, скорее всего, этим никто уже заниматься не будет.

— Наверняка, — кивнул Илья. — И вы так уверены, что ни я, ни Изотов.

— Изотов? — ухмыльнулся мужчина. — С ним все проще простого. Он понимает, что молчать в его интересах. Да и вообще, в отличие от вас, он осознает, что все произошедшее, оно тоже в интересах, — он цокнул языком, — я бы сказал, в общих интересах.

— Убийство девяти человек? — вскинул голову Лунин. — Когда мы улетали, там еще оставалось девять человек. Живых! Их убийство в общих интересах? У кого и с кем они общие?

— Мне кажется, Илья Олегович, вы не имеете возможности увидеть всю картину происходящего. А судить по целому, видя лишь один фрагмент, крайне неблагоразумно.

— А вы, значит, видите все целиком, — устало пробормотал Лунин. — И как увиденное, вам нравится?

— Понятия не имею, — покачал головой собеседник. — Если бы я, Илья Олегович, только на минуту предположил, что вижу всю картину целиком, я говорю сейчас не только о той условной картине, к которой вы имеете некоторое отношение, я говорю обо всех картинах, которые в принципе могут существовать. Так вот, если бы я только помыслил, что знаю о них все и могу на основании своих знаний делать какие-то выводы, меня бы на этой должности уже не было.

— У вас так быстро повышают? — усмехнулся Лунин. — Кто бы мог подумать.

— Все иронизируете, — печально констатировал мужчина в черном, — совершенно напрасно. Ирония в данном случае вряд ли может быть вам полезна. Вы были когда-нибудь в космосе, Илья Олегович? — неожиданно удивил он вопросом. — Я имею в виду, в открытом космосе.