Пик правды

Долго ждать ему не пришлось. Меньше чем через минуту послышались чьи-то медленные шаркающие шаги. Поскольку людей немощных среди отдыхающих в «Ковчеге» за прошедшие два дня не выявилось, Илья предположил, что вышедший из кухни человек был обут в не очень удобные гостиничные тапочки и теперь шел, почти не отрывая ступней от пола. Лунин затаил дыхание, стараясь ничем не выдать свое присутствие. Невидимый ему человек уже почти миновал барную стойку, но вдруг, по какой-то только ему одному известной причине, остановился. Неужели решил перед сном пропустить стаканчик? Илья криво усмехнулся, представляя, как нелепо будет выглядеть в тот момент, когда его тайное убежище будет раскрыто. Конечно, можно будет попытаться что-нибудь соврать. Даже наверняка придется. Мол, в горле запершило, решил пополоскать на ночь коньяком. Изотов сказал, что лучше всего помогает греческая «Метакса». Вот, роюсь, может, найду бутылочку?

Еще два раза шаркнули о пол подошвы, затем скрежет, словно кто-то, не приподнимая, передвинул деревянный стул с места на место. Илья почему-то вдруг вспомнил, что и сам иной раз так делал, заходя в совершенно пустое помещение. Подходил к одному из нескольких свободных стульев, а затем, перед тем как на него сесть, немного отодвигал в сторону, как будто там, на новом месте, в тридцати сантиметрах от прежнего, сидеть будет комфортнее.

Тяжелый вздох, вырвавшийся из груди неизвестного, заставил Илью удивленно вскинуть брови. Очень медленно, надеясь, что его не выдаст предательский хруст в коленях, он начал приподниматься до тех пор, пока его глаза не поравнялись со столешницей.

Мария Александровна сидела за столом, подперев голову одной рукой, а другой накрыв рукоятку лежащего перед ней кухонного ножа. Нож был большим, с широким и длинным лезвием. «Таким режут сырое мясо или шинкуют капусту, — услужливо подсказал Илье умник, прячущийся в извилинах головного мозга, — шеф-нож называется. Отличная штука, если надо что-то покромсать в мелкую стружку, лучок, например».

«Угу», — чуть было не отозвался вслух Лунин и поморщился, чувствуя, что к боли в коленях от неудобной позы добавилось еще и крайне неприятное тянущее ощущение в пояснице.

К несчастью, Кожемякина явно никуда не торопилась. Просидев несколько минут неподвижно, она подняла нож со стола и некоторое время держала перед собой, словно пытаясь увидеть собственное отражение в отполированном лезвии. Затем, ненадолго положив нож обратно на стол, вновь взяла его в правую руку, но на этот раз обратным хватом, так что острие было направлено вниз. Неловкий замах, имитация удара. Лезвие скользнуло в воздухе, едва не пропоров Марии Александровне колено. Должно быть, результаты эксперимента женщину не удовлетворили, вновь перехватив нож, она сделала некое подобие фехтовального выпада, после чего с неожиданной легкостью вскочила со стула и повторила выпад значительно быстрее.

— Так! — выдохнула Кожемякина и вновь выбросила вперед правую руку. — Вот так!

Илья удивленно покачал головой и, почувствовав, что его колени отказываются и дальше находиться в полусогнутом состоянии, опустился на пол.

— Вот так! — донеслось еще раз из-за барной стойки, а затем звук ударившегося о столешницу тяжелого предмета.

Должно быть, Мария Александровна выронила или же бросила нож на стол. Илья прислушался. Доносившиеся до него звуки не оставляли сомнений — Кожемякина плакала. Вернее, рыдала, громко всхлипывая и бормоча при этом что-то невнятное. Все, что Илья смог разобрать, было лишь полное отчаяния «За что?».

За что? За что мне все это? Этот вопрос Лунин довольно часто слышал в своем кабинете. Его задавали и родственники жертв, и, ничуть не реже, родные подозреваемых. На каждого из этих людей, зачастую совершенно внезапно, обрушивалось такое горе, которое поначалу казалось совершенно невыносимым. На самом деле Илья, как и все остальные следователи, прекрасно знал, что груз несчастий, каким бы тяжелым он ни оказался, ломает человека не так уж и часто. Сгибает, это верно. Корежит. Коверкает. Но все же не ломает, оставляя возможность со временем выпрямиться, либо привыкнув к тяжкому весу выпавших испытаний, либо найдя способ от него избавиться.

Постепенно всхлипывания стали реже, а затем и вовсе утихли. На несколько минут в гостиной воцарилась абсолютная тишина. В тот самый момент, когда Лунин начал подозревать, что, выплакав все силы, Мария Александровна уснула прямо за обеденным столом, послышался скрежет отодвигаемого стула, а затем и шаркающие шаги по направлению к лестнице. Вновь осторожно приподнявшись чуть выше уровня столешницы, Илья увидел уже начавшую подниматься по лестнице Кожемякину. В правой руке женщина крепко сжимала кухонный нож, а лицо ее выражало явную готовность данным предметом ближайшее время воспользоваться.

— А как же Лилия? — выпрямляясь, произнес Лунин.