Пилот «Штуки». Мемуары аса люфтваффе. 1939–1945

– Ты очень близок к цели, которая только что была атакована. Неужели ты трусишь?

Закрылки снова выпущены, газ уменьшен, я приземляюсь – и тут же замечаю, что земля очень мягкая; мне даже не нужно пользоваться тормозом. Мой самолет останавливается перед двумя моими коллегами. Это новый экипаж, капрал и ефрейтор. Хеншель поднимает фонарь, и я даю им сигнал побыстрее забираться в самолет. Двигатель продолжает работать, они забираются позади Хеншеля. «Красные соколы» кружат над головой; они еще не обнаружили нас.

– Готов, Хеншель?

– Да.

Я даю газ и освобождаю тормоз, намереваясь влететь тем же путем, которым делал посадку, но мое правое колесо глубоко увязает в земле. Чем больше я даю газ, тем больше колесо погружается в землю. Самолет отказывается взлетать с места. Похоже, между колесом и обтекателем забилось много грязи.

– Хеншель, выбирайся и убери обтекатель. Возможно, мы тогда сможем взлететь.

Держащие обтекатель штифты разбиваются, но мы все равно не можем взлететь – колесо застряло в грязи. Я прижимаю ручку к животу, отпускаю ее и даю реверс. Ничего не помогает. Лейтенант Фишер, пролетая на максимально низкой высоте, кричит, спрашивая нас:

– Мне нужно приземлиться?

После секундного размышления я прихожу к выводу, что если он приземлится, то взлететь уже не сможет, и потому отвечаю:

– Нет, вам не надо приземляться. Вы должны лететь домой.

Я оглядываюсь вокруг. Сюда бегут иваны, целыми толпами, уже в 400 метрах. Нам нужно срочно убираться.

– Следуйте за мной! – кричу я, и мы несемся на юг так быстро, как только способны наши ноги. Еще в полете я заметил, что место аварии в шести километрах от Днестра. Мы должны переправиться через реку – в противном случае станем легкой добычей приближающихся красных. Бежать нелегко, поскольку у меня высокие меховые ботинки и меховой костюм. С меня градом льет пот. Никого из нас не надо подгонять – мы не хотим оказаться в советской тюрьме, поскольку это означает немедленную смерть для многих пилотов пикирующих бомбардировщиков.

Наверное, мы представляем живописное зрелище вместе с иванами, которые уже в километре от нас. Мы бежим полчаса и неожиданно оказываемся на берегу резко, почти перпендикулярно спускающегося к реке утеса. Какое-то время ищем более пологий спуск, но… его нет! Иваны уже совсем близко. Тут я внезапно вспоминаю свое детство: мы часто спускались с елей, цепляясь за ветки, чтобы замедлить спуск, и добирались до земли в целости и сохранности. На поверхности утеса много колючих кустарников, похожих на наш шиповник. Один за другим мы спускаемся вниз и приземляемся на берегу реки. Руки и ноги исцарапаны, одежда порвана. Хеншель сильно испуган. Он кричит:

– Сразу прыгайте! Лучше утонуть, чем быть захваченным русскими.

Я, однако, привлекаю здравый смысл. Сразу мы плыть не можем, поскольку задыхаемся от бега. Немного отдышавшись, сбрасываем с себя одежду. Иваны тем временем подбегают к обрыву. Нас они не видят, поскольку мы в мертвой зоне. Они бегают вдоль берега вперед и назад, не в силах сообразить, куда мы исчезли. Наверняка они думают, что с утеса спуститься вниз невозможно. Днестр разлился – снег тает, мимо нас плывут льдины. Мы прикидываем, что ширина реки составляет около полукилометра, температура – 3–4 градуса. Трое моих спутников уже прыгнули в воду, я задержался, освобождаясь от меховых ботинок и меховой куртки. Теперь следую за ними, облаченный только в рубашку и брюки; под рубашкой карта, в карманах брюк медали и компас. Дотрагиваясь до воды, я говорю себе: «Сюда войти невозможно», но выхода нет, и вот я уже прыгаю вперед.

Проходит совсем немного времени, и холод начинает оказывать свое парализующее действие. Я хватаю ртом воздух и уже, похоже, не плыву вперед. «Сконцентрируйся как следует! – говорю я себе. – Думай только о гребках и продолжай движение!»

Совсем не заметно, что противоположный берег сколько-нибудь приближается. Остальные плывут впереди. Я думаю о Хеншеле. Он проходил экзамены по плаванию со мной, когда мы были еще в резервном звене в Граце; если он сегодня преодолеет эту дистанцию в столь трудных условиях, он будет способен повторить рекордное время – или, возможно, приблизится максимально к нему. На половине реки я догоняю Хеншеля, но все еще отстаю от бортстрелка другого экипажа; капрал же порядком вырвался вперед. Похоже, что он отличный пловец. Постепенно все чувства исчезают, кроме инстинкта самосохранения, который придает мне силы. Меня удивляет выносливость капрала, поскольку я сам бывший спортсмен и привык к перегрузкам.