Я вспоминаю былое. Мне всегда удавалось приходить первым на дистанции 1500 метров, и часто я просто сгорал, когда пытался показать наилучшие результаты в девяти других спортивных дисциплинах. Эта тяжелая подготовка сейчас мне пригодилась. В спортивной терминологии мое истощение сейчас не превышает 90 процентов моих возможностей. Капрал выбирается из воды и падает на берег. Немного позже и я достигаю спасительного берега; ефрейтор выплывает почти сразу за мной. Они оба лежат неподвижно, промерзшие до костей, бортстрелок что-то бормочет. Бедняга! Сидя на берегу, я вижу, как Хеншель борется с волнами. Ему осталось всего 70 метров. Внезапно он вскидывает руки и кричит: «Я не могу, не могу больше!» – и погружается под воду. Ему удается всплыть, но он снова тонет. Я прыгаю в воду, используя те 10 процентов энергии, что, надеюсь, у меня осталось. Наконец добираюсь до места, где видел Хеншеля в последний раз. Но нырнуть не способен, поскольку для этого мне нужно набрать в легкие воздух, а холод мешает мне сделать это. После нескольких безуспешных попыток я могу лишь вернуться к берегу. Если бы мне даже удалось зацепить Хеншеля, то я остался бы с ним в Днестре. Он очень тяжел, и такой груз был бы для меня слишком большим. Теперь я лежу в изнеможении на берегу, без сил и с глубокой печалью о моем друге Хеншеле. Немного позже мы произносим молитвы по нашему товарищу.
Карта испорчена водой, но я многое помню. Но как далеко мы находимся за русским фронтом? Есть у нас шанс, что рано или поздно мы выйдем к румынам? Я проверяю оружие – у меня револьвер калибра 6,35 мм с шестью патронами, у капрала – калибра 7,65 мм с полным магазином. Ефрейтор потерял свой револьвер в воде, у него только сломанный нож Хеншеля. Мы отправляемся в путь на юг с этим оружием в руках. Расстилающаяся перед нами равнина знакома нам по полетам в воздухе. Деревень здесь мало, в 50 километрах на юг находится дорога, идущая с запада на восток. Я знаю на ней две станции – Балта и Флорешти. Даже если русские сделали глубокий прорыв, можно считать, что здесь нет противника.
Время примерно три часа дня, солнце стоит высоко на юго-западе и слабо освещает наши лица с правой стороны. Сначала мы направляемся в долину с относительно высокими холмами по сторонам. Я призываю к осторожности. Нам следует избегать населенных мест. Каждому поручается сектор для наблюдения.
Внезапно дает знать о себе голод. До меня доходит, что я весь день не ел. Это был восьмой вылет, и для еды между вылетами времени не хватило. Мне требовалось написать и отправить рапорт после каждого вылета, а также получить по телефону инструкции для следующего задания. В это время самолеты заправлялись горючим и пополнялись бомбами. Экипажи получали возможность немного отдохнуть и даже перекусить, но я не мог к ним присоединиться.
Думаю, мы шли около часа; солнце начало заходить, а одежда – сильно холодить тело. Вдруг я что-то замечаю впереди, но поначалу боюсь ошибиться. Нет, в самом деле, впереди, в тени от заходящего солнца, три фигуры. Они определенно заметили нас. Возможно, эти люди лежали на животе за холмами. Это крупные парни и, без сомнения, румыны. Теперь я могу разглядеть их лучше. Тот, кто в середине, вооружен пистолетом-пулеметом. У его товарищей винтовки на плече. Автоматчик совсем молод; остальным примерно по сорок – возможно, это резервисты, они в коричнево-зеленой форме и приближаются к нам с некоторой опаской. Внезапно до меня доходит, что на нас нет формы и что наша национальная принадлежность совсем не очевидна. Я поспешно прошу капрала убрать свой револьвер и тороплюсь спрятать свой, пока румыны их не заметили и не открыли по нас огонь. Трио останавливается в 100 метрах и с юмором нас оглядывает. Я начинаю объяснять нашим союзникам, что мы немцы, совершившие вынужденную посадку, и умоляю их помочь с пищей и одеждой, говорю, что мы хотим как можно быстрее вернуться в наше подразделение.
Я говорю:
– Мы – немецкие летчики, совершившие вынужденную посадку, – и в это время вижу, как лица румын темнеют, а три дула направляются мне в грудь.
Тот, кто моложе, быстро хватает мою кобуру и вытаскивает оттуда револьвер. Они стоят спиной к солнцу. Я внимательно всматриваюсь. Серп и молот. Это русские. Я ни секунды не думаю о плене, только бегство. Шансов убежать – один из ста. Скорее всего, за мою голову в России назначена хорошая цена, и этих людей весьма щедро наградят. Но как я могу бежать? Я безоружен. Медленно оглядываюсь посмотреть, есть ли люди на берегу. Русские угадывают мое намерение, и один из них кричит: «Стой!» Я пригибаюсь, делая резкий поворот, и бегу прочь. Сзади раздается три выстрела; за ними следует непрерывная очередь из автомата. Я чувствую острую боль в плече. Парень с пистолетом-пулеметом попал в меня, двое других промахнулись.