Пёстрые эскизы. Сборник рассказов

Прошли года, и я осиротел, ведь даже немолодым потерять родителя есть то же самое сиротство. Развёлся с женой – она ушла к другому, я переехал с улицы, где была тенистая аллея, дети разъехались кто куда, не звонят, вот тогда и стал сильно жалеть, что не остался в то неподходящее время за дверью. После долгих раздумий и колебаний всё же решился пойти к старьёвщику. «Мне здесь больше нечего делать, там мир и покой», – рассуждал я про себя в дороге к нему. Всё та же улица, аллея деревьев, помёт на асфальте, дверь. Знакомый скрип ржавых петель, тот же старик и персидский кот на столе.

– Доброе утро, – сказал я, глазами ища заветную дверь. «О, счастье какое, она на месте», – успокоился я.

– Вам чего? – не отвечая на приветствие, спросил старик.

– Вы помните меня? Год назад я в ту дверь входил у вас, – я рукой показал в её сторону. – Так вот, я снова хочу туда, но теперь насовсем, безвозвратно.

– Я не обязан всех запоминать, – бросил он, кот выгнул спину и зашипел. – И не вижу смысла людям входить-выходить в какие попало двери.

– Как это какие попало? Там счастье моё, за ней, да, сознаюсь, сглупил, не остался, теперь вот каюсь, сожалею. Можете ключ не давать, я согласен на безвозвратно, прямо сейчас, меня теперь ничего не удерживает здесь.

– Есть дверь, которая открывается только раз в жизни. Она как душа человека. Но стоит хоть раз проигнорировать её – и она закроется перед тобой насовсем, и никакие ключи в мире не в силах будут открыть её ни сейчас, ни в будущем.

Кот, сверкая глазами, смотрел на меня в упор.

– Да зачем я вас спрашиваю, не нужны мне ни вы, ни ваши ключи, прощайте, уважаемый, не поминайте лихом, – сказал я, двигаясь в сторону двери.

Старик и кот с нескрываемым интересом стали наблюдать за мной, провожая любопытным взглядом со злорадной улыбкой на губах – как показалось мне тогда. Дверь легко открылась, и я шагнул в неё, очутившись перед крепкой бетонной стеной, за спиной послышался сдержанный смех.

– Жалкий, убогий старикашка, – не сдержался я.

– А ведь согласитесь, куда легче хлопнуть дверью, чем открыть её повторно, – ничуть не обидевшись на меня, сказал он.

Осознав всю нелепость положения, в которое попал, я понял, что мне больше ничего не остаётся, кроме как позорно выйти на улицу, где меня ждут головная боль, платаны да помёт по дороге домой. В дверях я всё-таки обернулся, заметил, что старик всё так же сидит за столом, кот по-прежнему хлебает из миски, а две тёмные тени, напоминающие их, входили в дверь, где зеленело солнышко и светилась трава.

Последняя скрипка мастера

За окном, в томной тишине промозглых сумерек, второй день с небольшими перерывами шёл снег, тысячи крупных снежинок, произвольно кружась в загадочном танце, вынужденно ложились отдохнуть на своих вчерашних собратьев, которые сегодня уже превратились где в грязный снег, кто в хрупкий лёд, а им всё ещё хотелось безумства, кружиться и танцевать, ведь жизнь так коротка у них, поэтому они с надеждой ждали молодого повесу ветер, ведь только он способен был вдохнуть в них новую прелесть существования, поднять их вверх, закружить в безумном танце, а потом будь что будет – но увы, ветер – явление непостоянное, он давно позабыл о них и теперь где-то далеко дурачился, срывал последнюю листву с деревьев или выл в горах, бросив на произвол судьбы тех, кто его ждёт. Им оставалось теперь только тихо подтаивать, превращаясь во вчерашний снег и лёд, служить настом для новых снежинок, которые придут завтра.

В доме, оборудованном под мастерскую, где работал старый Антонио, пахло свежей стружкой, опилками, канифолью, на стене в ряд висели пять готовых скрипок. Последнюю, пятую, он закончил и повесил гвоздь ещё вчера, она была особая, не такая, как все остальные. Наверное, самая лучшая, самая живая из всех, что были раньше, у неё был редкий дар читать мысли мастера, улавливая его настроение. И всё же Антонио был страшный перфекционист, никогда не останавливался на достигнутом, он уже забыл про неё и вытачивал новую.