ПИРАМИДЫ АСТРАЛА

Наконец, я понял, куда направлялся мой временный хозяин. Обогнув место выхода к воде, видимо, чтобы не оставлять много следов, он подошел к нему сбоку и, не доходя пяти метров, улегся под прикрытием кустов. Однако, улегся не для отдыха. Я чувствовал, как напряжены нервы в этом неподвижном, как у сфинкса теле. И только кончик хвоста выдавал его напряжение, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Да, не захотел бы я с этой киской играть в кошки-мышки! Но вот, у водопоя послышался топот каких-то маленьких ног, легкое похрюкивание и возня. Сквозь листья кустарника было видно, как по открытому месту промелькнула стайка лесных свиней. Видимо, внимательность вожаков подвела сегодня стаю, и они не учуяли лежащего в кустах врага. Я почувствовал, как тело тигра подо мной напряглось стальной пружиной. Сознание хищника застилал красный туман азарта. Он сдерживал себя последние секунды, выбирая наилучший момент для прыжка. Первые свиньи уже пили воду, но сбоку на посту стояли два хряка, зорко охраняя стадо от возможной опасности. Стальная пружина мышц распрямилась, бросая тело в середину стаи. Тигр уже в полете наметил замешкавшуюся небольшую свинку, которая метнулась в сторону немного медленнее, чем другие. Удар был точен. Через мгновение, свинка, пронзительно вереща, летела по джунглям в пасти хищника. Отбежав по инерции сотню метров, тигр положил полуживую свинку на землю и начал свое неспешное кровавое пиршество. Больше выдерживать тяжелой хищной психики тигра, так же, как и кровавого зрелища раздираемой свиньи, я был не в состоянии, и отправился куда подальше - а именно, домой.

Но наибольший удар по психике я получил, когда, уже в наших европейских лесах, наткнулся на идиллическую картину лани или косули с парой милых оленят. Они так мило паслись на опушке лиственного леса, примыкающего к довольно большой поляне заросшей цветущим лугом, что я не преминул возможностью немного побыть с ними. Однако, примостившись на мамаше, я понял, насколько действительность отличается от, кажущейся идиллией, картины мира. Меня как будто подключили к какому-то источнику тока, настолько напряжена все время была косуля. Она щипала траву, одновременно постоянно проверяя, где ее дети, и осматривая лужайку на предмет возможной опасности. Я только начал привыкать к такому адреналиновому состоянию, как выяснилось, что мамаша все же была недостаточно внимательна. Со стороны кустов раздался шорох. Косуля мгновенно подпрыгнула в воздух, с высоты рассматривая угрозу. Меня буквально захлестнуло шквалом страха. Со стороны лесных кустов мчалась довольно крупная собака. Косуля, мекнув сигнал тревоги, направила детенышей в спринтерский бросок от хищника. Маленькие олени помчались легкой тенью по лесу и уже успешно убегали от собаки, когда один олененок, неудачно перепрыгнув большую канаву, угодил задними ногами в грязь и замешкался, выбираясь оттуда. Мать остановилась, жалобно мыча, подзывая его. Ее разрывали чувства дикого страха и инстинктивная забота о детеныше. Тем временем, собака, радостно лая, настигла олененка и с визгом и довольным урчанием перекусила тому шейные позвонки. Матери ничего не оставалось делать, как продолжить бег за вторым, оставшимся живим чадом. Отцепившись от косули, я вернулся к месту маленькой трагедии. Каково же было мое отвращение, когда я увидел, что собака, даже не стала есть олененка, а, довольно помахивая хвостом, побежала по своим делам, скорее всего, преданно заглядывать в глаза своему хозяину, выпустившему своего лохматого друга-убийцу погулять на свежем воздухе.

В своих путешествиях я "подключался" ко многим животным. Суетился вместе с белками, с жадностью припрятывая желуди и лесные орехи на зиму, тут же забывая, где их прятал. Беспощадно дрался за место влияния вместе с бурундуками. Заблудился ночью и замерз с маленьким ежиком, который долго жалобно посвистывал, пытаясь найти нору или родителей. Выводил красивые рулады вместе с птицами, оказавшимися всего-навсего тупым бахвальством и вызовом на бой всех соседей. В результате такого изучения я сильно разочаровался в прелестях природы, вся жизнь которой подчинялась одному правилу: ешь и убивай всех кого можешь вокруг и старайся, чтобы не съели тебя. Единственным исключением из этого правила была забота о потомстве, но и она была каким-то слепым инстинктом. Большинство лесных мамаш были готовы костьми лечь за своих детенышей, но почти тут же забывали о них, если их дети гибли. Самое страшное, это были переживания. Не смягченные никакой сознательной мыслью, они представлялись мне голыми нервами, по которым электрическими разрядами постоянно били страх, ненависть, жадность и свирепость. Единственными отдушинами чувств были играющие детеныши, которые еще находились за стеной родительской заботы. В конце концов, я почувствовал, что смотрю на природу, как на непрекращающийся ад для большинства животных. Теперь я прекрасно понимал истоки наших звериных переживаний и это, к сожалению, не вызывало у меня восторга.

***