Пирамиды роста

Отец её допился до инсульта, муж недолго сидел за разбой по пьянке, а Юрик теперь женат на малярше, у них сынок, но по вечерам вместе с женой выпивают. Всё это звучало даже не с другой планеты, а из другой галактики.

– Леночка, приезжай в гости. Может, деньгами помочь? – предложила Валя.

– Деньги есть. На холоде стоять тяжко, но цвет лица как на курорте. Главное, жизни культурной нет, как обезьяна в джунглях. Платья надеть некуда. Вот бы к тебе на передачу сходить. И мама просилась.

– Конечно, на следующую же съёмку позову, – обрадовалась Валя.

– Нашла кого звать-то! – запротестовала мать. – Забыла, что свекруха на тебя на суде кидалась, ровно собака с конуры!

Под Новый год сперва ненадолго пришёл чопорный Михаил с тортом и мандаринами. К ночи приехала Юлия Измайловна, уселись вчетвером за стол слушать поздравление Ельцина. Он выглядел бодрячком, и шутка Ады, что запишут сказанный им алфавит и склеят из него поздравление, не подтвердилась. Чокнулись шампанским. После боя курантов чокнулись ещё раз.

– Отстой, а не презик, лучше б оркестром подирижировал, как в Германии, – раскритиковала Вика.

– Не Олег Попов, – возразила мать. – А что в Германии выпимши был, то американцы специально подпоили.

– Вольна не согласиться, никто его насильно не подпаивает, – заметила Юлия Измайловна.

– Бабуль, а когда ложками по башке лысого юзал, тоже америкосы подпоили? – не унималась Вика.

– Не лысого, а президента Киргизии Аскара Акаева, – уточнила Юлия Измайловна. – Между прочим, академика!!

Начался «Голубой огонёк» под названием «Старые песни о главном», где звёзды, ряженные в среднеарифметическую советскую одежду, кривлялись в рамках глупейшего сценария и неожиданно начинали петь, как в индийском кино. Когда пели, получалось неплохо, но когда кривлялись, было невыносимо.

Под исполняемую Лещенко песню «Почему ж ты мне не встретилась, юная, нежная» у Вали защемило сердце. Она слышала её в родном городке в исполнении Марка Бернеса, не испытывая никаких эмоций, но когда эту песню на ухо спел Горяев, заплакала, потому что к ней совсем нечего было добавить.

Сейчас он, видимо, тоже смотрел телевизор по тарелке, тоже не выдержал и позвонил на сотовый:

– Пью за твою красоту и талант!

Валя выбежала в кухню, закрыла дверь и зло ответила:

– А я пью за твой цинизм и твою недальновидность. Не загуляй сын Ады, ты б своих денег не увидел!

– Кабана увезла нанятая нами девушка лёгкого поведения, – сказал Горяев так, словно не подозревал, что этого нельзя было не понять. – А Рудольф сдрейфила, потому что у него прежде не было никого, кроме чёрных несовершеннолеток.

– А сотовый почему не отвечал?

– Девушка сим-карту в сотовом заменила.

– Передай орденоносцу, чтоб тратил свою изобретательность в Чечне.

– Он бы тратил, но там за мозги не платят.

– Увидела тебя в новом ракурсе!

– И меня, и себя, и Аду, – сказал он задумчиво. – Сердце у неё каменное. Знаешь, женщина, ребёнок которой оказался в Будённовске заложником, сказала в интервью: «Не понимаю, как я могла до этого ругаться с соседкой за то, что она вешала бельё на мою верёвку. Или брала мою кастрюлю…»

Повисла пауза.

– Меня на днях уверяли, что ты один из самых приличных людей в нашей политике. Удивлена, – неохотно призналась Валя.

– А я удивлён, что среди твоих знакомых есть хоть один умный человек, – ответил он в тон. – Целую, люблю!

И положил трубку.

Сразу после него позвонил испуганный Свен:

– Анья… уехать в клиник…

– Срок нормальный. Всё хорошо, – успокоила Валя.

– Я имею проблему быть один сегодня, Валья…

– Ладно, приезжай.

– Проворонила, доча, шведское счастье, – покачала головой мать. – Буду есть мякину, а фасон не кину!

Свен был не похож на себя: в мятом костюме, волосы дыбом. Преподнёс матери бутылку «Бейлиса» и долго уговаривал попробовать. А когда уговорил, она цокнула языком и объявила, что будет копить деньги на такую же бутылку и пить в выходной по рюмочке.

И Валя подумала, что сама такая же, и всё, что нравится, готова позволять себе только «в выходной по рюмочке». И из них троих свободный, новый человек только Вика, потому важно учиться у неё нормальным реакциям, а не подстригать её под свои.

Обсуждали Аню, Свена и рождающегося – как утверждало УЗИ – мальчика.

– Кайф пацану – день рождения первого января отмечать! Молоток Анька! – подбодрила его Вика.

– Мы не имеем отмечать Новый год. Мы имеем Рождество. Подарки приносит гном. Гном имеет дом под пол, – начал объяснять Свен.

– Домовой, что ли? – спросила мать.

– «Домовой» есть русский гном. Мы имеем наш гном. Он ест каша из рис на красивый тарелка. На праздник мы имеем делать шарики из мясов. Ещё ветчина гриль, селёдка в маринад, ещё жарить красный капуста, – рассказывал он с удовольствием. – Ещё делать запеканка. Запеканка положить картофель, лук, десять анчоус и сливы.

– Сливы?

– Густой молоко.

– Сливки! – сообразила Юлия Измайловна, и все засмеялись.

– А у нас на Новый год, когда дедушка был жив, – перебила Вика, – всегда была икра, пирожки и гусь с яблоками. После этого оперу заставлял слушать, как врубит «рыголету», так папка башней съезжал.