Вместе с тем «Золотая лань» имела явные преимущества. Она могла пройти по мелководью. Даже доверху нагруженная испанским серебром, она оседала в воду всего на 4 метра. Ее построили из самого лучшего дерева, какое было доступно английским корабельным мастерам, – гибкого вяза и крепкого дуба. Она могла вместить достаточно припасов, чтобы выдержать, если потребуется, полных шесть месяцев в море. В этот список входили: «Дерево, уголь, свечи, воск, фонари, тарелки, кружки, блюда, миски, ведра, столовые свечи, черпаки и лопаты, мотыги, топоры, железные гвозди и скобы. Также компасы, морские склянки, лампы, бочка с водой. Железные и деревянные обручи. Канаты, брезент, смола, деготь, канифоль, свинец и свинцовый лист, гвозди, шипы, гирька для лотлиня» и многое другое, вплоть до крючков и игл для ремонта рыболовных сетей и теплых шапок для моряков.
Все эти припасы хранились таким образом, чтобы позволить кораблю сохранять устойчивость в неспокойном море. Самые тяжелые предметы – пушечные ядра, якоря, разобранные на части пинасы, а позднее украденные у Испании золото и серебро – находились в трюме, на самом нижнем уровне, и служили балластом. Прямо над трюмом на нижней палубе, которая называлась кубрик, или орлоп (от голландского
Кроме того, на орудийной палубе находился румпель, соединенный с судовым рулем. Управлять им помогал вертикальный рычаг-колдершток. Рядом был закреплен еще один нактоуз. На орудийной палубе жила команда, хотя, пожалуй, назвать это жизнью можно было лишь с большой натяжкой. Моряки спали в гамаках, подвешенных между пушками, или на охапках соломы, набросанных прямо на доски. Поблизости находился камбуз (судовая кухня) и бочки с пресной водой. Запасы воды требовалось постоянно пополнять, независимо от обстоятельств.
Обеды и ужины на борту корабля проходили, как ни странно, довольно торжественно. Дрейк и его офицеры ели из тарелок с золотой окантовкой. Во время застолья музыканты играли на виолах – Дрейк обожал музыку. Один из сопровождавших Дрейка испанских лоцманов вспоминал, как от пронзительных трелей рожков и горнов у него по спине бежали мурашки. Еще более сильное впечатление музыка производила на индейцев, которые иногда оказывались за одним столом с Дрейком. Музыка не просто создавала настроение – она придавала происходящему оттенок драматизма, превращая его в интермедию огромного спектакля, которым стало их кругосветное плавание. Дрейк, как и многие елизаветинцы, нередко вел себя театрально, особенно во время богослужений. Церемониал и зрелищность имели для него огромное значение. Так было во время суда и казни Даути, когда Дрейк, казалось, следовал сценарию, составленному специально для этого случая. Он исполнял главную роль, палуба корабля служила сценой, а зрителями – толпа местных жителей, индейцев и случайных зевак, которым посчастливилось наблюдать за тем, как он творит английскую историю. Для Дрейка весь мир был театром, а пушки, ружья, шпаги, корабли и все остальное служило реквизитом и декорациями в его всеобъемлющей драме.
На баке в носовой части корабля стояла пара направленных вперед носовых орудий. Средняя часть судна оставалась открытой, что обеспечивало доступ света и воздуха к артиллерийской палубе и позволяло избавляться от зловония запертых животных. В кормовой части находилась большая капитанская каюта, личные жилые апартаменты Дрейка. На юте располагалась маленькая надстройка – кормовая рубка, где Дрейк и его офицеры могли собираться и отдыхать.