Пират ее величества. Как Фрэнсис Дрейк помог Елизавете I создать Британскую империю

Великолепие природы внушало людям благоговейный трепет. «Вершины и пики гор здесь достигают столь редкой высоты, что это место вполне можно назвать одним из чудес света», – писал Флетчер, когда они медленно плыли мимо величественных ледников. Вид скованных холодом гор ошеломил его: «Они гордо возносят к небесам свои ледяные головы, и солнечные лучи бессильны растопить своим теплом снег и лед на их исполинских плечах».

Все дела Господа в этих отдаленных местах были видны как на ладони. Воздух так благоухал, «что никакое человеческое искусство и усердие не могло бы создать ничего подобного». Землю покрывали незнакомые травы. Названия многих из них были совершенно неизвестны английским путешественникам. «Я не видел их в других странах во время своих путешествий и не нашел упоминаний о них ни в одном достоверном гербарии», – писал Флетчер. Казалось, здесь они «вечно зеленеют и цветут, как у нас в разгар лета». Среди этих растений, «произрастающих естественным образом без всякого человеческого усилия», он смог определить тимьян, майоран, «александрийскую траву (так ее называют моряки), славно помогающую от цинги, и многие другие, хорошо нам известные», однако отметил, что здесь все они «более совершенны по своей природе, чем те, что растут в наших краях и в наших садах». Его внимание привлекло ароматное сочное растение, «источающее смолистые соки и оставляющее на руках жирные липкие следы; оно издавало самый приятный аромат, служивший немалым утешением для наших чувств, и оказалось не только питательным, но и лечебным, к большому облегчению наших людей».

Флетчер с изумлением взирал на это Аркадское царство с вечнозелеными деревьями и мягким климатом. Здесь царил дух безвременья: казалось, обычные законы природы на этой широте перестали действовать, и наблюдатель невольно задавался вопросом, не живут ли обитатели этих лесов и ледников в бесконечном настоящем, соединяющем в себе прошлое и будущее, не христианском и не языческом и все же наполненном духовным потенциалом. Это место не имело недостатка ни в чем – кроме людей, которые населили бы его «во славу Создателя и ради умножения церкви».

В то время перед Дрейком встал следующий вопрос: по какому из множества бесконечно вьющихся протоков ему следует двигаться, чтобы добраться до Тихого океана? Те водные пути, что шли на север, очевидно, вели в никуда, но и те, что шли на юг, перетекая один в другой, вызывали не меньшее недоумение. Требовалось дальнейшее расследование. Дрейк развернул флот и встал на якорь с подветренной стороны острова, затем сел в лодку с небольшой командой верных людей и отправился на разведку. Пристальный осмотр подтвердил, что отсюда действительно можно пройти на север. В этот момент перед ними появилось каноэ, в котором сидели четыре человека.

Лодка, в которой приплыли незнакомцы, была сделана из коры, с высоким носом и кормой, и все это было «прелестнейшей формы и отличной работы». Борта лодки скрепляли полоски из шкуры тюленя «или другого подобного зверя, да так плотно, что внутрь если и попадало сколько-то воды, то очень мало». Дрейк и его люди с трудом могли поверить, что столь искусно изготовленное судно принадлежало не «знатному человеку или какому-нибудь князю», а «столь грубым и неотесанным людям», как эти местные жители, одетые в шкуры и безбородые, в отличие от лохматых английских пришельцев, а вокруг глаз и на лбу у аборигенов были нарисованы красные круги и красные полосы. Среди них были женщины – их шеи и руки обвивали гирлянды из белых ракушек, «которыми они, по-видимому, очень гордились».

Понаблюдав за ними какое-то время, Дрейк и его люди решили, что им ничего не угрожает, и высадились на берег, чтобы поближе познакомиться с местными жителями, которые вызвали у них смешанное чувство изумления и замешательства. Это были «люди среднего роста, но хорошо сложенные и соразмерные во всех своих членах». Их жилища отличались простотой: под звериными шкурами, натянутыми на шесты, они держали «огонь, воду и всякое мясо, какое им удалось найти, – тюленину, мидии и тому подобное».

Искусно сработанная утварь и инструменты этих далеких от искушенности людей произвели на европейцев большое впечатление. Даже миски, изготовленные, как и каноэ, из коры, отличались «красотой формы и изяществом отделки». Главным режущим и скоблящим орудием местных жителей были «ножи, сделанные из исполинских раковин мидий, подобных которым не видел, должно быть, еще ни один путешественник (а мясо этих мидий, надо сказать, очень питательно и приятно на вкус); отломив толстый и хрупкий край такой раковины, они трут оставшуюся часть о камни… до тех пор, пока она не станет столь прочной и острой, что ею без труда можно резать самое твердое дерево». Английские моряки взяли в руки ножи из огромных раковин, чтобы испытать их в деле, и обнаружили, что эти орудия способны резать даже «кость изумительной прочности». На этом их расследование окончилось. Дрейк и его команда ушли так же быстро, как и появились.