Пираты Венеры

Я жалел, что они не двухспальные, а о чем думала Дуаре — неизвестно, молчала она. Я смотрел на стволы высоких деревьев, нависающие над нами вроде торжественных юбилейных свечей, и гадал о природе странного сияния, столь характерного для Амтора. Иногда где-то далеко в чаще раздавалось беспорядочное рычание того буйного зверя. То ближе он буйствовал, то дальше от нас. Я молился этому зверю, чтобы он уже прекратил как-нибудь ныть, определился и пришел на поляну, заняв жалкие мозги и глупые ручищи наших антрекотоманов чем-нибудь более стоящим, нежели мы. Хоровод не прекращал своего зловещего хода до тех пор, пока старания главного по огню нобаргана не увенчались успехом. Тоненькой струйкой дымок потянулся над поленом, потек, побежал… Господи, где же ты?

Не было. Нобарган осторожно поднес к дымку горсть сухих листьев и принялся раздувать посильнее. Вот показался первый язычок пламени. За ним и другой расцвел. Третий… Набухала волшебная роза, дрожа лепестками, наращивая пурпур да кровь! Скоро огонь разошелся не на шутку. Танцующие отметили это событие безумным радостным воплем. И так, знаете, жахнули, оглашенные, что им в ответ, словно эхо, ответил… Боже мой, неужели? Ну да, тот же самый зверь. Получалось, шел на шум. На огонек. На антрекоты. Или… на нобарганов? Последнее было самым сладким из предположений.

Пойте, солнца мои! Пойте, вонючки! Громче давитесь!

Всякий раз голос из лесу словно откликался на звуки пения. И, выходило, уже не один. Потому что разрозненный хорик крайне похожих рычаний обнаруживался уже повсеместно: заходите, мол, ребята, к нашему столу и подружек зовите! Гуляем!

Нобарганы застыли, озираясь с опаской вокруг.

Половина чудовищной песни, затеянной вокруг костра, позастревала в их глотках. Они были явно чем-то очень озабочены. Я даже знал чем. Некоторые из них недовольно ворчали и с опаской переглядывались друг с другом. Но как только распорядитель огня стал зажигать факелы, сложенные перед ним грудой, и принялся раздавать их остальным, все оживились и вскоре опять понеслись в хороводе.

Круг становился все у́же. То один, то другой танцор выходил в центр и всеми своими тремя или четырьмя центнерами живого веса изображал поджигателя веток, сложенных в траншеях под нами. Целое шоу! То есть они не просто собирались изжарить нас и съесть, но еще хотели что-то сказать этим актом. Себе, лесу или облакам. Что-то продемонстрировать. Заявить.

Пылающие факелы освещали эту страшную сцену, всюду отбрасывая причудливые гигантские тени, которые кривлялись и скакали вокруг нас, точно стая голодных чертей. Люциферов. Утренних звезд. Мистика… Люцифер — так называлась планета Венера в переводе, звездою утра.

Ну уж если рогатый вмешался — кранты.

Я тут и понял, что теперь-то уж нам надеяться не на что. Дуаре крикнула, перекрывая тот страшный грохот, который они учинили далеко уже после двенадцати ночи:

— Прощай, Карсон Нейпир, прощай! Перед смертью я хочу сказать тебе, как ценю все, что ты сделал ради меня.

— Тебе больше не кажется, что ты меня любишь, дорогая? — заорал я в какой-то истерике. Заходясь от всего этого шума и грохота, заводясь. — Нет? Не кажется?

— Я этого не слышала, — крикнула мне дочь джонга.

— А, не слышала… Следует ли расценить такое признание, как тот факт, что ты оглохла? — предположил я. — Тогда мне придется воспользоваться твоей временной глухотой, чтобы сказать: лучше быть рядом с тобой на мангале, чем в самой прекрасной стране, но без тебя!

Она промолчала.

И тут самый безобразный нобарган прыгнул в центр круга.

Он поднес пылающий факел к вороху листьев, над которым лежала Дуаре. Ну да, как я и подумал, она будет первой…

Тут начинали с десерта. И — пропадай!

IV. Огонь

Между тем рычание зверей приближалось… накаркал, вот ведь! Я с ужасом смотрел на то, что должно было произойти с Дуаре.

Она пыталась высвободиться из намотанных на нее лиан, затрещала фольга. Да куда там! Я тоже пытался вырваться, но путы оказались слишком крепкими. Мы уже ничего не могли изменить. Я наблюдал, как от крохотных язычков пламени под ее стопами постепенно разгорался весь хворост. Дуаре невероятным усилием смогла переместиться к той части решетки, куда пламя еще не успело добраться, и продолжала борьбу с опутавшими ее лианами. Боже мой, как нестерпимо она застонала! Под этим дымом! А могла б… подо мной! Нет… о чем я? Господи, где ты?

Все это на время отвлекло мое внимание от нобарганов, но внезапно я осознал, что их пляски и дикое завывание прекратились. Оглянувшись, я увидел, как они стоят, вглядываясь с тревогой куда-то в темную чащу. Танцоры застыли с факелами в руках, забыв о дровах подо мной.