Пираты Венеры

Звери! Зверюшечки! Лапочки. Они уже были рядом. Их оглушительное рычание заполнило все пространство вокруг. Среди деревьев уже можно было различить очертания угловатых фигур, в темноте сверкали фосфоресцирующие глаза. Гигантским прыжком на поляну выскочил первый. Ой, мама дорогая, помереть можно со страху! Этот был побольше, чем в Капторе. Там-то я, честно сказать, не очень вглядывался… Но Муско описал его очень точно — светлые полосы по бокам, красноватая шкура и синее брюхо. Шерсть его встала дыбом, а из чудовищной пасти вырвался громоподобный рык. Сомнений быть не могло, это — тарбан, огромный зверь, напоминающий африканского льва.

Нобарганы следили за каждым его движением.

Они загорланили и принялись метать свои камни в надежде его отпугнуть, но тарбан с того только сильней раззадорился. Он медленно, с нарастающей яростью подступал к нобарганам, рыча все страшнее и громче. Следом за ним из чащи один за другим стали появляться другие лихие парнишки. Как детки за папочкой. Ну же! Десять… пятнадцать… двадцать тарбанов… Казалось, от их рычания содрогнулась земля. У них тут что было, гнездовье?

Как ни хорохорились нобарганы, но все-таки дрогнули.

В одну секунду бросились врассыпную, а разъяренные тарбаны помчались за ними в погоню, затоптав до лохмотьев пару совсем мелких нобарганов-шкурят с половину Дуаре, вылезших из своих шалашей не то от шума, не то от голода.

Картина маслом. Орут, бегут, ломая деревья. Топают всеми своими девятью футами в высоту, словно крохотные жокеи на скачках. Вот уж я никак не ожидал от нобарганов такой прыти! До сих пор они казались мне ужасно неуклюжими. Хищники неслись за ними, точно африканские львы в погоне за добычей. Кто знает, удастся ли нобарганам удрать и скрыться в лесной чаще? Да мое ли вообще это дело? Пускай у них голова и болит, нам-то что.

Меня и Дуаре звери проигнорировали — может быть, из-за дыма, а может, просто не заметили, увлеченные погоней.

Я опять повернулся к Дуаре. Пропадало сокровище мое. Ее хворост пылал. Ей, благодаря отчаянным усилиям, удалось-таки скатиться с решетки на землю. Еще немного — и языки пламени уже лизали бы ее ступни. Таким образом, опасность сгореть заживо для нее миновала. Но о спасении говорить было еще рано.

— Кажется, у меня получается, — прошептала она, взглянув на меня.

— Опять тебе что-то кажется? Перекрестись, — буркнул я, не умея, как она, так мастерски высвобождаться из петель.

— Наверное, меня связали не так крепко, как тебя, — сказала она, выкручиваясь, как резиновая женщина на эстраде в летнем парке. — Только бы успеть. Они же должны вернуться, да?

Я беспомощно следил за каждым ее движением.

О, как долго! Но вот наконец ей удалось освободить одну руку. Скоро рука позволила ей скинуть остальные путы. Дуаре подбежала ко мне и рывком — откуда в ней сила-то взялась, у голодной — стянула меня с проклятущей решетки. Через полминуты я уже тоже был свободен. Огляделся. Ну что ж. Бивуак мы оставляли в лучшем виде, чем нашли. Пара-тройка детишек размером с теленка раздавлены, с половину Дуаре — размазаны, племя голодным не ляжет. Восемь деревьев сломано. Шалаши снесены. Мангалы разбиты. Кострище я ликвидировал лично. Немного его, как это сказать, чтобы дамы не очень смутились… замочив? Нет, обработав избытком природной жидкости личного производства. Насладился, представив рожу распорядителя по огню. Если вернется. Тут до утра трудись — уже не разожжешь, надо будет по-новой рыть яму.

Свободны.

Кровь, густая, как бешамель, еле ворочалась в жилах. Так я, бедный антрекот, весь затек в ожидании конца. Так затек. Так изнежился. Так, что ноги не слушались. Обнаружив, что я как-то плохо иду, Дуаре шутливо поддала мне пинка, и я вылетел вроде куска апатита из здоровенной пращи, легко-с! Вылетел и услышал треск сучьев — догоняя меня, Дуаре понеслась, точно девочка-лань, большими прыжками. Мы радостно устремились в лес, где чаща нас и поглотила.

У-у, скажу я вам, какое же это счастье — быть проглоченным лесом, а не вонючею пастью недоукомплектованного псевдочеловека, выражающего свои мысли о мире с помощью двенадцати букв!

Мы растаяли в ней, в этой чаще, как тают тени в таинственном сумраке ночи. Нет, тут уже не картина маслом. Тут — пастель. Повторюсь, что планета благодаря близости к Солнцу освещается довольно ярко, но весь этот свет — свет рассеянный. Здесь стерты цветовые контрасты, а тени, слабые блики и рельефные пятна на поверхности вроде нас с Дуаре — еле-еле намечены. Свет падает сверху сплошным потоком, сливаясь с постоянным сиянием, что исходит от поверхности почвы. Это свечение придает пейзажам море мягких пастельных тонов.

Само собой, для бегства мы избрали направление, противоположное тому, куда рванули дикари и преследующие их чудные наши спасители — тарбаны. Впрочем, особых причин для радости у нас пока было мало.