Пираты Венеры

— Кирон Красавчик? Отличный парень! — воскликнул Зог. — Он их всех презирает и не скрывает этого. Его все почему-то лапают. Еще бы, такая попка. А ресницы видал у него какие? На щеки ложатся. Эти сволочи падки на такие штучки, девок тут нет, а Кирона нет-нет да прижмут. Ну он их почем зря и отхаживает… Я видел. Одного закатал в ящик с гвоздями, все ребра переломал. Не смотри, худой, — он крепкий. За это его и посадили. За крепость. Говорят, уже не первый проступок. Невнимательный он к нуждам начальства. Не дает к себе подобраться, хотя ему и обещаются льготы и послабления. Он заявил нашему капитану, жутко при том извиняясь, до хохота, что послабленных не любит, предпочитает цемент. Такие вот у него новые свойства после революции образовались в личности. Понимаешь, горюч сильно. А ходят слухи, будто его скоро казнят за государственную измену.

— Я-то считал, что он только отказался подчиниться офицеру и стал с ним пререкаться на предмет кроя набедренной повязки, — удивился я.

— Если от человека захотят отделаться, то и его повязку сочтут государственной изменой, — объявил Зог первый свой афоризм, который я даже записал в голове как продукт народного творчества. — Кирон — надежный человек. Хочешь, я с ним потолкую?

— Нет, — задумчиво сказал я. — Я сам переговорю с ним и с Гамфором. Если случится что-то непредвиденное до того, как мы выступим, или шпионы пронюхают о нашем заговоре, ты останешься вне подозрений.

— Да мне плевать, я кладу на них цемент, понятно? Меня это мало беспокоит, — воскликнул он. — Меня только один раз могут убить, а за что — какая разница?

— Как бы то ни было, я сам с ними поговорю. Если они захотят присоединиться к нам, то мы вместе решим, как быть с остальными.

Мы с Зогом постоянно драили палубу вместе, пересмеиваться стали, понимали друг друга с кивка, обсудили детали и уже поздним вечером я сумел поговорить с Гамфором и Кироном. Они приняли план с воодушевлением, но никто из них не поверил в успех. Как-то не принято было у них лютовать в таком большом масштабе, базарили каждый по себе, но чтобы кучей… И все-таки каждый заверил меня в своей поддержке. Затем мы позвали Зога и долго обсуждали подробности плана вчетвером. Мы собрались в дальнем углу трюма и говорили тихим шепотом, склонившись друг к другу.

Еще несколько дней прошли в поисках новых сообщников — дело довольно щекотливое, так как все они с уверенностью заявляли, что среди нас находится шпион. Проверять стали каждого, начали с меня. Я мог бы тут быть самым лучшим шпионом, но выглядел так, что в глаза сразу бросался. Стали изучать безликость. Работу поручили Гамфору и Кирону. Меня отстранили от этого, так как мне не понятна психология этих людей, их привычки, надежды и страхи. Зог для этого тоже не подходил — это явно было не его ума дело, он всякую сходку так цементировал, что тут же охрана набегала. Зог кричал, пока его не затыкали, мол, очень вероятно, что мы скоро умрем, так к чему ускорять этот процесс? Поднимите сознательность, товарищи, расскажите, кто шпион.

Интересно, он вообще понимал, что такое шпионаж, или думал, что это сродни импотенции?

Гамфор предостерег Кирона от того, чтобы делиться планами с теми узниками, которые открыто выражают ненависть к тористам.

— Это проверенный трюк, который применяют все провокаторы, дабы усыпить бдительность заговорщиков и заставить их проговориться. Выбирай замкнутых и молчаливых людей, у которых есть серьезные претензии к властям, — посоветовал он.

Меня беспокоило, сумеем ли мы вести корабль, если нам его удастся захватить. Я обсудил это с Гамфором и Кироном. То, что они ответили, не утешало, но несколько прояснило ситуацию.

Амторианцы использовали компас, подобный нашему. По словам Кирона, его стрелка постоянно направлена к центру Амтора, то есть к мифическому пространству, ограниченному окружностью и называемому Страбол — Жаркая страна. За это хотя бы спасибо. Центр везде был центром. Это они понимали. Я сделал вывод, что нахожусь в Южном полушарии Венеры, а стрелка компаса, конечно, направлена к северному магнитному полюсу. Так как местные жители не могут наблюдать светила, их навигация основана только на исчислении расстояний. Они изобрели приборы исключительной точности, которые способны издалека обнаружить сушу, а также точно указать расстояние до нее и направление. Картину портил только их градус. Эта самая одна тысячная часть окружности. Другие приборы измеряли скорость, длину пройденного пути и дрейф, а эхолотами мерили глубину в радиусе одной мили от судна.