Я погрузила отца в глубокое прошлое, в тот час, когда он впервые увидел мою мать – блистательную, уникальную, с поразительно длинной царственной шеей, перетянутой нитями крупного жемчуга, семнадцатилетнюю девушку, к которой он робел подойти. Все эти детали он рассказал мне сам, не открывая глаз.
В моменты погружения он бывал пугающе откровенен. Но потом я начала спрашивать о действительно важных вещах.
Я узнала о диагнозе мамы, о том, как он хотел выстрелить себе в рот после ее похорон, но каждый раз не мог заставить себя нажать на курок. Не из-за детей – он боялся, что по мстительной божьей воле умрет не сразу. Он поведал о том, как много денег выманили, высосали из него Жюль, Тереза и их поганая шайка мартинистов, которых погнали пинками из Санкт-Петербурга за неуплату налогов, а в Париже не захотели принимать местные магистры ордена. Во Франции они вроде масонов, только отдают предпочтение магическим ритуалам, а не светским беседам. Там‑то разоренные изгнанники и нашли моего отца на самом дне его отчаяния – пропитанного абсентом, но все еще живого и при деньгах.
Впрочем, узнала я, теперь и мы значительно обеднели. Отец перестал вести дела, фамильные средства, вместо того чтобы приносить прибыль, все время уходили на непомерные траты: на ящики французских вин, на деликатесы, на драгоценности для Терезы и сигары для Жюля.
Будто этого мало, папа оплатил даже издание нескольких выпусков их журнала для медиумов Spiritum, в котором публиковались пространные очерки о путешествиях в загробный мир и который не принес ни злотого из обещанной Жюлем выручки.
Отец истаивал, как сальная свеча, которую жгли, жгли и жгли без всякой жалости.
Но стоило ему даже не возмутиться, задуматься, как Тереза оказывалась рядом – с ее вечными змеиными ласками, щедрым женским телом, жгучим абсентом, ледяной водкой, шипучим шампанским, вязким гашишем, кокаином и бездумными плясками; плясками, которые перемежались долгими томными разговорами о сущности бытия.
Тереза считает его умным, невероятно умным, проницательным и высокодуховным человеком. Она говорит так, проводя острым ногтем по краешку отцовой губы, вызывая у него улыбку. Снова и снова.
Зачем я пишу это, подавляя спазмы и позывы, то и дело откладывая перо и снова за него хватаясь? Я должна помнить, ни в коем случае не должна забывать, что может сделать с человеком настоящая ведьма.