Пирс

— Нет, шо ты, сынку, ты иди.

— Ой, дайте, матушка, я ведро-то возьму.

— Устанешь, сынку, сама донесу.

Ей было нестерпимо противно, но убежать она не могла, не могла и все тут. Единственной ее отрадой был Никола. Парень не приставал к ней, но часто словом вступался за нее перед теткой или женихом. Он понимал положение Соньки и очень ей сочувствовал, хотя и не отговаривал друга от этой затеи. Говорил сам себе: «Паука в дом мухи привел», — и, раскаиваясь по этому поводу, шел гулять по деревне, знакомиться с девицами. Когда он услышал о том, что Соньку хотят отдать в монастырь, он лишь тихо удалился из избы и долго там не появлялся.

— Это ж что за ягода такая дивная? — замурлыкал он.

— Так то ж не ягода, тож я, — улыбнулась Таисия, и на ее пухлых щеках заиграли ямочки.

— И как же тебя кликать, красавица?

— А так и кликай, красавицей, — и она залилась звонким смехом. Никола, как мартовский кот, потянулся за девицей с коромыслом.

Глава 10

По дороге к приморской крепости, Иван все чаще и чаще забывал о Соньке, его новые друзья казаки стали для него семьей. Они делили хлеб и кров, делились историями, пели песни. Несколько ребят, оказалось, помнили Ивана еще маленьким. В кутерьме общения, веселого хохота казаков, только иногда ёкало сердце Ивана, когда что-нибудь незначительное напоминало ему о родном крае. Он и сам не мог толком разобрать, что это за чувство возникало внутри; то ли грусть по дому Александра Митрофаныча, то ли по Соньке, то ли страх перед боем. Чем ближе казаки подходили к назначенному месту, тем влажнее казался воздух. А разговоры среди казаков пошли такие: мол, Трифон, дескать, уже стар, жалко старика тащить.

— Говорят, что эти турки совсем без ума и без бога.

— Дикие, звери, точно вам говорю.

— И что же мы нашего батьку туда?

— Сколько всего пережил старик, нужно его воротить.

— Да, правду говорите, казаки, не дело это. К тому же видать, возвращение сына, совсем его бедного добило.

— Тогда надо совет собирать.

Один из обсуждающих увидал Ивана. Все смутились, сын все-таки. Но каково было удивление, когда он подхватил:

— Правильно говорите, братцы! Отца домой надобно! Он сам мне на здоровье жаловался, жалко отца потерять.

Гул согласных, поддерживающих голос раздался над казаками. «Отлично, — думал Иван, — отец одного меня не оставит, с собой заберет».

— Что за шум? — раздался голос Трифона.

Казаки выстроились в полукруг, выступил самый старший из них, кого собирались на место Трифона назначить:

— Мы, Трифон Михайлович, посовещались, и общим советом казаков решили, что надобно тебе на отдых.

Атаман тяжело сглотнул слюну, его взгляд остановился на Иване.

— Правда, отец… — юноша осекся.

— Так и чего же это я по-вашему, должен воротиться? А?

Раздался гул голосов, новоизбранный атаман поднял руку:

— Трифон, мы с тобой откровенно будем. Стар ты для этого.

— Стар, — атаман поглядел на говорящего, — а ты, Максим Егнатьевич, больно молод, — все рассмеялись, кроме Трифона.

— Пожалуй, опыта у меня твоего нет, но так уж совет постановил. Теперь военным атаманом буду я.

— Да ты ж как юбку увидишь, сразу про войну и забудешь, — снова все громко засмеялись, старик серьезно смотрел на Максима.

— Турки в баб переоденутся и так нас и победят, — даже Максим рассмеялся, хотя и не скрывал обиды.

— А чего ты, Трифон, такой серьезный? Неужто не смешно?

— Так кто б когда видел, чтобы Трифон смеялся, он даже улыбаться-то толком не умеет, — казаки развеселились и давай подшучивать и смеяться. Один Трифон молча ждал, пока гул утихнет.

— Так вот, шутки потом, — продолжил откашлявшись Максим, — ты на мою слабость не смотри, из меня хороший атаман будет. И сам не обижайся, мы тебя любим, тебе добра хотим. Поезжай домой.

Трифону больше нечего было сказать, он развернулся кругом и пошел за своими вещами. И все казалось ему, что то не с ним происходит. Война всегда была его отрадой и душой.

— Отец, отец, возьми меня с собой, — догоняя его крикнул Иван. Старик будто и не слышал его. — Я без тебя не могу, я без тебя тут же погибну. Возьми меня, война не мое дело.

Трифон обернулся на сына:

— Щенок проклятый, неужто я тебя родивал. Уж лучше бы ты помер, как и все твои братья во младенчестве. — Иван ужаснулся этим словам и еще больше тому, с какой холодностью и серьезностью старик их произнес. — Воинов они домой отправляют, щенков им подавай, да этот Максим и рубля не стоит, — чертыхался Трифон, собирая свои вещи.

— Отец, услышь меня, забери с собой.

— Отставить! — заорал Трифон своим командным голосом, — я может и не атаман теперь вовсе, но еще твой отец! Иди! Пшол отсюда! И что бы ноги твоей здесь более не было! Не позорь меня, ступай. И не возвращайся без победы!

Иван оторопел, никогда отец не был нежен или весел, но также он никогда не видел, чтобы отец так кричал.

Трифон обернулся:

— Казак, ты команду слышал? Шагом марш!